— Я знал, что ты совершенно особенная. Как тебе?
— Как мне — что? — спросила я.
— Я. Это. Все, что было.
— Приятно, только хотелось бы выкурить сигарету.
— Я не возражаю, если женщина курит, — сказал он.
„А кто тебя спрашивал?" — вертелось у меня на языке, но вместо этого я сказала:
— Это был комплимент, я не курю. — Я встала с кровати и пошла на кухню налить себе еще стаканчик. Выпив его полностью, я налила еще один и вернулась в спальню. У двери я остановилась и уставилась на этот человекоподобный бутерброд, сидящий в моей постели. Как же мне от него избавиться? И как, черт возьми, теперь сталкиваться с ним на работе?
— О чем ты сейчас думаешь? — спросил он с блаженной улыбкой на лице.
— Да так, ни о чем.
— А знаешь что?
— Что?
— Ты мне нравишься, ты мне очень нравишься.
— Ты ведь даже не знаешь меня, Майкл.
— Пока мне все в тебе нравится.
— Но я могу разонравиться тебе, когда ты действительно узнаешь меня.
— Скажи мне, что ты хочешь, чего тебе нужно? — У него было такое довольное лицо, как будто он имел против меня улики или что-то в этом роде. — У тебя есть мечта?
— О чем ты говоришь, Майкл? — Я хлебнула еще вина и заметила что снова направляюсь к кровати, чего совершенно не была намерена делать. Не знаю почему, но все казалось нереальным, как будто… как будто это происходило в кино. Я поставила стакан и провела рукой по волосам и вдруг почувствовала в себе такой прилив сексуальности, что даже испугалась. Я как бы видела себя со стороны, словно на большом экране. И если бы я действительно была на экране, то именно так бы и вела себя. Я облизала губы и стала вглядываться в Майкла до тех пор, пока он не начал превращаться в Рассела, но тут вспомнила, что ненавижу Рассела. Дэнзел Вашингтон[7] подойдет, решила я, и изобразила на своем лице его недобрую ухмылку. Все это время другой рукой я поглаживала себя по бедру вверх и вниз и дышала так сильно, что видела, как поднимается и опускается моя грудь. Это было просто здорово.
— Я имею в виду в идеале, что ты вообще хочешь от мужчины? Что ты хочешь, чтобы он смог для тебя сделать? — Майкл все испортил, мне хотелось, чтобы он просто сидел и молчал.
— Ты что, серьезно? — произнесла я, возвращаясь к реальности.
— Очень серьезно.
— Все, — сказала я, стараясь возродить придуманный мной персонаж, но было уже поздно. Он исчез.
— А конкретнее?
Я увидела, как он привстал на кровати, и поняла, что он был чертовски серьезен. Я взяла стакан с ночного столика, поставила его на пол, а сама села, прислонившись к спинке кровати.
— Ты уверен, что хочешь это услышать?
— Поэтому я и спрашиваю.
Майкл снова лег, положив руки за голову. По совершенно непонятной причине, он начал казаться мне лучше. С чего бы это? Раз он задал вопрос, то я решила, что надо высказать всю правду, что я, в конце концов, теряю?
— Я хочу жить в доме, а не в квартире, — услышала я свой голос.
— Это довольно легко.
— В Скоттсдейле.
— У меня есть дом в Скоттсдейле.
— Правда?
— Да. Что еще?
— На выходные мне хотелось бы надолго уезжать за город. — Тут я почувствовала, как его ступня заползает мне между ног, а большой палец его ноги поднимается, образуя во мне палатку.
— Что еще?
— Хочу иметь возможность ходить в ресторан по крайней мере один или два раза в неделю.
— Еще?
— Выйти замуж и родить ребенка. Даже двух или трех.
— Так.
— Не работать, пока детям не исполнится хотя бы семь лет.
— Что еще?
— Пока достаточно, тебе не кажется?
— Тебе нужно не так много, — сказал он и придвинулся. Теперь у меня повлажнело там, где должно было быть раньше, я наполовину поднялась и добралась до него на коленях. Посмотрела на него, внимательно вглядываясь в его черты, и долго не отводила взгляда. Он улыбнулся.
„А не так уж он и плох, — подумала я, — надо смотреть правде в лицо. Робин, это действительно хороший улов, и, черт возьми, он доступен".
Я подняла простыню и уселась на этого мягкого чудака. Может, мне удастся посадить его на диету? Я могла бы научить его трахаться и более эффективно использовать свой язык. Могла бы водить в солярий, а также записаться вместе с ним в тренажерный зал. Можно даже выщипать эти ужасные волосы у него из ушей. Тут я просунула руку ему между ног и потрогала то, что он сам, вероятно, считал смертельным оружием.
— Я наверняка мог бы привыкнуть к тебе, — сказал он.
Он обнял меня и закрыл глаза. Затем он заснул. Я подумала, а не разбудить ли его и отправить домой, но по какой-то идиотской причине передумала. Так хорошо, когда у тебя в кровати мужчина, даже если он и не мужчина твоей мечты.
Я тоже заснула, а когда проснулась, решила, что не отпущу его, пока не получу удовлетворения хоть на йоту. Слишком многим из них удается вывернуться и удрать, так и не дав тебе даже этого. Поэтому я перевернулась, привстала на колени, нашла то, чего искала, и уселась сверху.
— А о чем мечтаешь ты? — спросила я Майкла, не отрывая от него глаз и поглаживая себе грудь, чтобы он увидел, как это делается.
— Я думаю, что уже нашел свою мечту, — улыбнулся он.
— Да откуда тебе знать?
— Я уже давно в этом городе, Робин, и такого со мной не было много лет.
— Чего именно?
Наконец-то он крепко обнял меня, и на какую-то минуту я положила голову на эту подушку, которой была его грудь.
— Я дам тебе все, что ты хочешь, все, что тебе нужно, если ты позволишь мне, — шептал он.
— Ты уверен, что знаешь, о чем говоришь? — автоматически вырвалось у меня.
— Абсолютно, — ответил он, — Я три года наблюдал за тобой и все ждал этой возможности. Да, я уверен.
Это настолько мне польстило, что я совсем перестала осознавать, что делает мое тело. Я с силой прижалась к нему, прогнулась и, наклонившись к его уху, прошептала:
— Ты хочешь сделать меня счастливой прямо сейчас?
— Да, — сказал он.
— Очень-очень счастливой?
— Очень-очень счастливой.
Я отклонилась назад и снова прижалась к нему, на этот раз касаясь сосками его губ.
— А теперь начинай сосать их нежно и медленно.
И он сделал это, и сделал как надо. Было чувство, что я купаюсь в шелке, и в последующие несколько минут Майкл уже не казался ни толстым, ни низеньким, ни бледным, а я была молода, прекрасна, сексуальна и желанна. И когда я сжала ягодицы и закрыла глаза, мое тело взорвалось изнутри и вывернулось наизнанку, и Майкл почувствовал „настоящее", и все было просто великолепно. В первый и последний раз.
НЕУСЛЫШАННЫЕ МОЛИТВЫ
— Тарик!
— Что?
— Приглуши музыку!
— Что-что?..
— Выключи эту чертову музыку, говорю!
Полураздетая Глория стояла в дверях своей спальни и выжидала, пока звуки не стали едва слышны.
— А теперь позвони в салон, будь любезен, и скажи Филипу, что я опаздываю на двадцать минут.
— Ма, ну почему я?
— Потому что я иду в душ; и смотри мне, Тарик, не спорь со мной сегодня. Просто возьми и позвони.
— И когда только у меня будет собственный дом и я перестану быть твоим рабом!
— Что-что? Что ты сказал?
— Ничего.
Глория проглотила таблетку от давления, не запивая, надела халат, затянула его как можно туже и ринулась вниз по ступенькам. Она вся вспотела — в основном потому, что весила килограмм на тридцать больше, чем следовало. Саксофон Тарика висел у него на шее, и Глории вдруг захотелось слегка придушить сына этим ремешком, но она лишь уперла руки в бедра и посмотрела на него.
— Я не знаю, где ты нахватался таких манер, но лучше бы тебе от них избавиться. Прямо сейчас. Что с тобой происходит, Тарик?
— Мам, ну почему со мной обязательно должно „что-нибудь" происходить? Слушай, я не знаю, где телефон.
— Ладно, я сама. — Глория скинула с кушетки все четыре подушки и под нижней нашла телефон. Как всегда, Тарик брал его последним. Глория с такой злостью забарабанила по кнопкам, что указательный палец застрял между ними; пришлось набирать номер заново.
