Мой галстук и пиджак оказались в данном месте полной нелепицей. Офисы «Цирка» на Третьей Авеню были заполнены мужчинами и женщинами, которые, скорее, выглядели как мальчики и девочки на рок концерте. Пара женщин носила шорты, и я увидел крепкого парня в плотницкой спецодежде с маркером, торчащим из его Ирокеза. Как оказалось, он возглавлял раздел спортивных новостей, и однажды выдал незабвенный сюжет под названием: ГИГАНТЫ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА ВОЗЯТ ГАВНО в красной зоне. Впрочем, я не был удивлен. Это была (и есть) журналистика в эпоху Интернета, и кроме людей, находившихся в офисах в тот день, там были еще пять или шесть внештатных корреспондентов, работающих на дому. Как вы понимаете, за нищенскую зарплату.
Я слышал, что в старое доброе время, в туманном и мистическом Нью-Йоркском прошлом, сотрудники редакции обедали в таких местах, как «Четыре сезона», «Цирк», и «Русская чайная». Возможно, но мой обед в тот день проходил в захламленном офисе Джеромы Уитфилд. Он состоял из сэндвичей и газировки «Доктор Браун». Джерома была древней по «Цирковым» стандартам (слегка за сорок), и мне с самого начала не понравились ее бесцеремонная манера поведения, но она хотела нанять меня, чтобы вести еженедельную колонку некрологов, и это делало ее богиней. У нее даже было название для нового проекта: Скажи гадость о мертвецах.
Мог бы я это сделать? Попробую.
Буду ли я делать это за небольшую плату? Возможно. По крайней мере, для начала.
После того, как колонка стала самой посещаемой страницей на сайте «Неонового Цирка», и моя фамилия стала ассоциироваться с ней, я задумал попросить прибавку, отчасти потому, что я хотел переехать в свою квартиру в городе, и отчасти потому, что устал получать мизер заработной платы, и в одиночку вести страницу, которая приносила самый большой доход от рекламы.
Первая же попытка возымела успех, скорее всего потому, что мои требования вылились в нерешительную просьбу, и запросы были смехотворно скромными. Четыре месяца спустя, когда начали циркулировать слухи о покупке нас крупной корпорацией, и запахло большими деньгами, я посетил офис Джеромы и попросил большую прибавку, на этот раз с гораздо меньшей скромностью.
— Извини, Майк, — сказала она. — Как пели когда то «Холл и Оутс», я не могу пойти на это. Возьми «Yook».
Почетное место на заваленном бумагами столе Джеромы занимал большой стеклянный шар, наполненный леденцами с ментоловым вкусом и вкусом эвкалипта. Фантики были покрыты девизами Гун-Хо. Давайте прокричим наш боевой клич, прочитал я один. Другой советовал (меня даже пробил озноб от данных грамматических изысков) Превратим ты можешь, в ты сделаешь.
— Нет, спасибо. Дай мне шанс объяснить, прежде чем ты скажешь «Нет».
Я выложил свои аргументы; можно сказать, что я попытался обыграть Превратим ты можешь, в ты сделаешь. Красной нитью моей речи выступало мое убеждение в том, что я должен получать зарплату более соизмеримую с доходами, которые приносит колонка Скажи гадость о мертвецах. Особенно если «Неоновый Цирк» будет выкуплен крупной корпорацией.
Когда я наконец-то заткнулся, она развернула «Yook», засунула его между сливового цвета губ, и сказала:
— Хорошо! Прекрасно! Если у тебя немного отлегло, то, возможно, ты захочешь заняться Бампом Дево. Это вкусно.
Это действительно было вкусно. Бамп, вокалист «Енотов», был застрелен своей подругой при попытке проникнуть через окно в спальне ее дома в Хэмптоне, анекдотичная ситуация. Она ошибочно приняла его за грабителя. То, что сделало историю такой вкусной, был пистолет, который она использовала: подарок на день рождения от старины Бампа, и теперь новый член Клуба 27 возможно, соревнуется в гитарных переборах с Брайаном Джонсом.
— Так ты даже не собираешься отвечать мне, — сказал я. — Ну прояви хоть каплю уважения.
Начало формы
Конец формы
Она наклонилась вперед, улыбаясь, обнажив кончики ее маленьких белых зубов. Я почувствовал запах ментола. Или эвкалипта. Или оба сразу.
— Позволь мне быть откровенной, хорошо? Для парня, который все еще живет со своими родителями в Бруклине, у тебя чрезвычайно завышена планка значимости в общем положении дел. Ты думаешь, что никто не может мочиться на могилы придурков, которые довели себя до смерти? Не торопись, подумай об этом. У меня полтора десятка внештатных корреспондентов, кто может это сделать, и возможно даже смешнее, чем ты.
— Так почему бы мне не уволиться, и ты узнаешь, так ли это? — Я был очень зол.
Джерома усмехнулась, и ее эвкалиптовый леденец перекатился между зубов.
— Вперед, и с песней. Но если ты уйдешь, Скажи гадость о мертвецах не пойдут с тобой. Эту колонку придумала я, и она остается здесь, в «Цирке». Конечно же, твой уход создаст нам некоторые трудности, я не буду это отрицать. Так что выбор за тобой, детка. Ты можешь вернуться за свой компьютер, и заняться Бампом, или можешь пойти в «Нью-Йорк Пост». Они, наверное, наймут тебя. Будешь писать говно — фельетоны на шестой странице без подписи. Выбирай, в какой ты лодке, и вперед.
— Я напишу некролог. Но мы еще вернемся к этому разговору, Джерри.
— Только не в мою смену, и не со мной. И не называй меня Джерри. Ты знаешь, что я этого не люблю.
Я поднялся, чтобы уйти. Мое лицо горело. Я, наверное, был похож на знак «стоп».
— И возьми «Yook», — сказала она. — Черт, попытка номер два. Они очень успокаивают.
Я бросил презрительный взгляд на стеклянный шар и вышел, сдерживая (еле-еле) детское желание хлопнуть дверью.
Если вы представляете себе наш шумный отдел новостей, таким, каким вы видите его позади Вульфа Блитцера на CNN, или в том старом фильме, где Вудворд и Бернстайн пригвоздили Никсона, я вас разочарую. Как я уже сказал, большинство репортеров «Цирка» делали свою работу из дому. Наше новостное гнездышко (если вы сочтете возможным считать новостями то, что писалось в «Цирке») было размером с небольшой односекционный трейлер. Двадцать школьных парт, рядами, были втиснуты туда, лицом к телевизору, работавшему без звука на одной из стен. Парты были оснащены видавшими виды ноутбуками, на каждом из которых красовался стикер с веселым девизом: ПОЖАЛУЙСТА, УВАЖАЙТЕ ЭТИ МАШИНЫ.
Этим утром помещение было практически пустым. Я сидел в заднем ряду у стены, напротив плаката, на котором была изображена Благодарственная индейка, плавающая в унитазе. Под этим милым рисунком была подпись: пожалуйста, НЕ гадь там, где ешь. Я включил ноутбук, достал из своего портфеля распечатки о короткой и непримечательной карьере Бампа Дево, и начал их просматривать, в то время как ноут грузился. Я создал файл, назвал его БАМП ДЕВО. НЕКРОЛОГ, а затем просто сидел, уставившись в пустой документ. Мне платили за то, чтобы я смеялся в лицо смерти от всех двадцатилетних, которые считают, что смерть — это всегда не для них, а для кого-то другого, но трудно быть смешным, когда злишься.
— Не получается начало?
Это была Кэти Каррен, высокая, стройная блондинка, к которой я испытывал сильное влечение, уверен, безответное. Она всегда была вежлива со мной, и неизменно приветлива. Она смеялась над моими шутками. Такое поведение редко означает влечение. Был ли я удивлен? Вовсе нет. Она была привлекательной, я — нет. Я, если позволите быть откровенным, был тем уродцем, кого высмеивают все эти молодежные странички. За три месяца работы в «Цирке», у меня даже появился отличный компьютерный аксессуар: очки перемотанные скотчем.
— Немного, — сказал я. Я почувствовал запах ее духов. Какие-то фрукты. Свежие груши, может быть. В любом случае, что-то свежее.
Она сидела за соседней партой — длинноногая мечта в выцветших джинсах.
— Если со мной такое происходит, я печатаю: проворная коричневая лиса перепрыгнула через ленивую собаку три раза, очень быстро. Это открывает творческие шлюзы. — Она развела руки, показывая мне, как открываются шлюзы, и попутно открывая мне прекрасный вид на груди, плотно обтянутые черным топом.
