Наконец, впереди засияли огни - тусклое созвездие, брошенное в сгустившийся мрак над изломанным горизонтом. Созвездие Указующей Стрелы. Оказалось, что свет его - отраженный. Грунтовка привела к прекрасному двухрядному шоссе, образующему с ней букву "Т". Проселочная дорога не имела продолжения. На обочине шоссе был установлен щит с бело-оранжевой "зеброй". Стрела была направлена на запад, влево от Вовчика. Само шоссе было просто идеальным, прямым, как луч зрения, и простиравшимся в бесконечность. Покрытие выглядело матовым и очень темным, словно свежекатанный асфальт.
Тут Вовчик впервые нарушил правила игры. Немного. Совсем чуть-чуть. Это даже нельзя было считать нарушением. Всего лишь фол, за который начисляются штрафные очки. Он решил проверить, сколько у него степеней свободы и как велики "зазоры". Он повернул направо, а не налево, и помчался на восток - прямо в ту черную дыру, откуда восходит солнце.
Луна с черепом поднялась еще выше и светила ярче. "Ровер" все время находился в тени черепа, будто тот был маской, надетой на объектив гигантского проектора. Другого на месте Вовчика уже пробрала бы дрожь от всех этих странностей, но он был хладнокровен, как жаба на рассвете.
Езда по пустынному шоссе доставляла истинное наслаждение. Появилась возможность разогнать "ровер" до максимальной скорости. Вскоре были слышны только гул набегающего потока и шелест покрышек. Черный рулон, похожий на иллюзорную дорогу в недрах тренажера, разматывался с немыслимой скоростью. Ни одного поворота; шоссе ни на градус не отклонялось от линии запад - восток. "Ровер" пожирал расстояние, воздух и горючее; устроившийся внутри Вовчик чувствовал себя пилотом болида, летящего прямиком в ад. Если в аду есть пиво, девочки и покер, он не возражал бы.
Впрочем, он недолго получал удовольствие. Когда слева промелькнул щит со стрелой, Вовчик ударил по тормозам, пользуясь тем, что пристегнут. Незакрепленный багаж швырнуло вперед. "Ровер" клюнул капотом, стирая покрышки. Раздался визг колодок. И все равно тормозной путь оказался слишком длинным. После остановки Вовчик врубил заднюю передачу и подъехал к указателю.
Здесь он внимательно осмотрелся. Полосатая стрела поблескивала, отражая свет фар. Лес был тих и черен, как закопченный дымоход...
Вскоре Вовчик, у которого не было проблем с самолюбием, признал свое маленькое поражение. Вправо от шоссе вела грунтовая дорога. В пыли проступали следы протекторов "ровера", которые были знакомы Вовчику лучше, чем отпечатки собственных пальцев. Каким-то невероятным образом, ни разу не повернув рулевого колеса, он возвратился в то же место, откуда выехал семнадцать минут назад.
* * *
Вовчик закурил первую за этот вечер сигарету - он берег свои легкие. Озадаченно помассировал стриженый затылок. При этом короткие волоски больно царапались.
Затем он обернулся и потрогал то, что было пристегнуто к сидению ремнем безопасности. Он считал ЭТО своей маленькой страховкой. Вовчик воспользовался ею на всякий случай - главным образом, чтобы обеспечить себе беспрепятственный проезд до закрытой зоны. У него были веские основания опасаться того, что его могут попытаться задержать.
"Страховка" не подавала признаков жизни. Раньше это была скрюченная и пожелтевшая, но еще энергичная старушонка, любимая мамаша одного из его бывших боссов. Она не торопилась на покой; ее советы и связи дорогого стоили. Вовчик похитил ее с дачи, вырубив четверых олухов-телохранителей. Мамашу звали Ида. Отчества он не помнил. У старой ведьмы хватило сил на то, чтобы отчаянно брыкаться и кусаться вставными зубами. На предплечьи у Вовчика остался багровый след от ее укуса. К тому же Ида норовила запустить свои скрученные артритом пальчики в глаза похитителя. Поэтому пришлось накачать ее снотворным.
Когда он выезжал из города, "страховка" была живой. Сейчас она показалась Вовчику чересчур холодной. Он пощупал пульс на ее запястье. Пульса не было. Вовчик не поленился, вылез из машины, забрался на заднее сидение и приложил ухо к узенькой груди. Слабое постукивание напоминало работу часов внутри адской машинки. Если разобраться, Ида была похуже иной бомбы. Во всяком случае, трупов на ее совести было немало.
Убедившись в том, что старуха жива, Вовчик снова плюхнулся на водительское место и включил скорость. На этот раз он не стал экспериментировать и поехал туда, куда указывала стрела. Больше никаких фокусов с возвращением не происходило. Однако неприятные сюрпризы были впереди.
* * *
Через минуту он сбил всадника. Сбил - ну и ладно, но какова хохма! Старые дружки Вовчика ржали бы до упаду. Всадник восседал на белой, костлявой и страшной кляче, которая тащилась навстречу "роверу" прямо посреди дороги. Чем-то она напомнила Вовчику одного знакомого пожилого морфиниста. Казалось, кляча вот-вот рухнет и задергает копытами в агонии. Шерсть кое-где повылазила, и обнажилась дряблая кожа. Сам всадник был похож на сосульку, примерзшую к лошадиной спине.
Вовчик не успел отреагировать. Силуэт бледного привидения возник на пустынном шоссе внезапно, выхваченный из темноты узким лучом света. Это не значит, что кляча выскочила слева или справа. Она вообще не могла "выскочить". Вовчик подозревал, что на это простое действие у нее не хватило бы остатков здоровья, - настолько вяло она перебирала копытами. Впрочем, на его месте не успел бы отреагировать даже хоккейный вратарь экстра-класса - "ровер" мчался слишком быстро. Поэтому складывалось впечатление, что всадник вырос из-под асфальта. Поднялся, отделившись от своей густой тени, будто плоская силуэтная мишень в тире. И "ровер", летевший по осевой, не промахнулся.
Металлический снаряд врезался в клячу на скорости около двухсот километров в час. Удар получился страшным, но не для автомобиля. Вовчик ощутил только сильный толчок. Чтобы компенсировать его, достаточно было упереться руками в рулевое колесо. Он машинально опустил голову, ожидая, что при столкновении лошадь врежется в лобовое стекло, однако благодаря высоко расположенному усиленному бамперу этого не произошло. Тощую и, по-видимому, легкую клячу отбросило в сторону, а всадник вообще перелетел через крышу "ровера" по высокой дуге, как тряпичная кукла. Когда бедняга приземлился, он уже напоминал не куклу, а мешок с костями или, в крайнем случае, манекен с раздробленным каркасом.
