нежностью. Но затем, словно отбросив сомнения, он подбежал к Нику и сжал его плечи.
– Как хорошо, mio![11] Как хорошо, что ты снова здесь! А ты неплохо выглядишь, хотя и похож на тощего и голодного тосканского волка.
Ник схватил Анджело за плечи и рассмеялся надтреснутым смехом:
– А ты выглядишь так, будто вовсю наслаждаешься собственной стряпней, старина. Бабушка пишет мне время от времени о том, как идут дела. Я ужасно рад, что твое кафе имеет такой – успех.
– Я всегда был уверен в успехе. – Анджело подкупающе улыбнулся. – А ты, Никколо? Ты нашел себе занятие по вкусу и по деньгам?
– Именно так. – Улыбка Ника вновь приняла сардонический оттенок, и он обернулся к Делле, чтобы представить ее кузену. – Анджело, это синьорина Делла Нив, очаровательная оперная звезда, которая путешествует вместе со мной на корабле.
– Счастлив познакомиться с вами, синьорина. – Анджело взял ее за руку и сразу же заговорил по- английски. Очевидно, ее внешность подсказала ему, из какой она страны. – Я большой поклонник оперы и хожу туда каждый раз, когда находится свободное время. Вы когда-нибудь пели в Венеции, мисс Нив?
– Нет, синьор. – Она непринужденно улыбнулась Анджело, не чувствуя при этом напряжения, подобного тому, которое она испытывала с Ником. – Это мой первый визит в Венецию, но, я думаю, было бы восхитительно спеть здесь. Я слышала, что венецианцы – большие поклонники музыки и сами обладают прекрасными голосами. Вряд ли стоит упоминать, что я пела с итальянскими тенорами в «Богеме» и «Мадам Баттерфляй» и получила исключительное удовольствие. У них природное чувство гармонии.
– Вы так добры, синьорина. – Анджело поднес ее руку к губам и поцеловал кончики ее пальцев, и Делла заметила, что его взгляд задержался на ее левой руке, как будто он раздумывал, скрываются ли за этим внезапным появлением Ника с одинокой молодой девушкой какие-нибудь серьезные намерения.
Этот любопытный взгляд, должно быть, не ускользнул от внимания Ника, так как он быстро сказал:
– Мы умираем от голода, Анджело. Как мило будет с твоей стороны, если ты приготовишь нам какую- нибудь пиццу – может, с грибами? Не забудь также кофейник с твоим изумительным кофе. Эти шесть лет не смогли заставить меня забыть твой кофе.
Кузен бросил на него оценивающий взгляд, и Делла догадалась, что за время разлуки в Нике произошли неуловимые перемены. Возможно, это были тонкие морщинки возле глаз, которых не было, когда он уезжал, или его циничный тон, или его космополитичный вид. Этим красноречивым взглядом Анджело дал понять, что его кузен возвратился в дом своей бабушки другим человеком. Повесой, растратившим время и деньги в больших городах, который вдруг почувствовал, что изголодался по семейным привязанностям.
– Пройдите, пожалуйста, в зал, – улыбнулся Анджело, – а затем я приготовлю вам большой завтрак. Я уверен, что синьорина предпочтет ожидать в комфорте, пока я буду стучать сковородками и расплескивать жир.
Комната, в которую он их проводил, была так пронизана духом Возрождения, что в следующие десять минут Делла с восхищением рассматривала потолок, расписанный Беллини, венецианские зеркала с завитками и канделябры из цветного стекла. По обеим сторонам высоких окон висели портьеры, стянутые толстыми шелковыми шнурами. Огромные картины Веронезе украшали стены этой комнаты. Над очагом Делла увидела герб с изображением грифона. На гербе была также латинская фраза, которую Делла не смогла перевести, поэтому она с выжидательной улыбкой повернулась к Нику.
– Мы завоевываем, а затем защищаем, – пробормотал он, заглядывая в ее глаза. – Полагаю, вы уже догадались, что в нашей семье я заблудшая овца?
– Да, – искренне ответила Делла. – Я знала еще до того, как увидела вас рядом с Анджело, что в вас совсем нет сострадания. Вам подходит девиз семьи Франквила… вы завоевываете жизнь, а затем защищаете свою независимость.
– Клянусь Мадонной, – Ник оперся плечом о каменные завитки камина, небрежно засунув руки в карманы своего безупречного льняного костюма, – вы одна из самых красноречивых молодых женщин, которых я когда-либо встречал! Мне кажется, что вам вряд ли понравилось бы оказаться во власти такого человека, как я. Ведь я не добряк Джо и не ангельский Анджело, а?
Ее рассмешило это сравнение.
– Вы нераскаявшийся Николас Франквила.
– Бесстыдный негодяй, не так ли?
– Негодяй, это точно. – Она повернулась, чтобы рассмотреть одну из картин, но перед глазами у нее стоял Ник, уверенный в своей мужской силе и прямолинейный, с тонкой, изящной фигурой и безжалостным сердцем. Рожденный таким или ставший таким в силу неведомых обстоятельств, которые глубоко поразили его.
– Ник, под каким знаком вы родились? – вдруг спросила она.
– Неужели это вам необходимо, чтобы переварить ваш завтрак?
– Мне просто интересно, синьор, может, я немного суеверна.
– Так, значит, в этой ледяной Делле Нив, с таким холодным сердцем, есть остатки язычества?
– Остатки язычества можно заметить у всех, – возразила она. – Я не считаю, что сильно отличаюсь от той Долли Нив, которой дали другое имя.
– А ваша личность тоже стала другой? – спросил Ник. Тон его голоса изменился, вместо насмешки в нем звучал металл.
Делла чувствовала, как его голос режет ей нервы. Она знала, что под своей учтивостью Ник скрывает неподдельный интерес к ней и что он достаточно умен, чтобы разгадать ее секрет, если он того пожелает. Она слышала биение своего сердца и осознавала, что почти готова назвать имя Марша. Все-таки она и Марш были связаны друг с другом неразрывными узами. Узами, которые запрещали ей обращать внимание на других мужчин, и особенно это касалось мужчин, считавших женщин всего лишь куклами, предназначенными для забавы.
И все же она ничего не сказала о Марше и вновь скользнула в этот запретный лабиринт, в котором Ник преследовал ее, но никогда не мог поймать.
– Наш знак зодиака имеет огромное влияние на нашу личность, – произнесла она, – по крайней мере, я в это верю.
– А кто я такой, чтобы разрушать веру прекрасной девушки! – усмехнулся он. – Я родился под знаком Близнецов.
– Божественные близнецы, – сказала Делла. – Ангел и дьявол в одном человеке.
– А теперь вы станете спрашивать себя, был ли я раньше ангелом. – Он с бесстыдным удовольствием разглядывал ее. – Вы еще во многом невинны, но я уже давным-давно перерос мое ангельское детство. Ник – мое имя, дьявол – моя сущность, и вы это знаете, поэтому не обманывайте себя. Моя заблудшая душа вернулась домой только на один день.
– Я слышала, Ник, что человек должен совершить грех, перед тем как он осмелится стать ангелом.
– Вы имеете в виду, что я совершил грех и вам известно об этом?
– Я… я чувствую это.
Делла испугалась встретиться с ним взглядом и, бросив свою соломенную шляпку на стул, подошла к висевшему на стене зеркалу, чтобы поправить прическу. Лицо в зеркале было печальным. Его молодость и чистоту подчеркивала венецианская рама, украшенная цветами и крошечными золотыми купидонами. В широко расставленных глазах таились голубые тени и зеленые огоньки тревоги, губы дрожали. Деллу поразило, что она выглядела такой беззащитной. Она, воспитанница заботливого Марша, была так одинока здесь, в Венеции, городе потерянных мечтаний.
– Какое чудесное старинное зеркало! – Ее внутреннее напряжение отозвалось в ее голосе, звучавшем резко и неестественно. Может, ей нужно быть непринужденной и веселой, как Камилла? Ведь такие женщины забавляли Ника, но очень скоро он уставал от них, а Делле хотелось, чтобы она утомила его и он оставил ее беззаботно, безжалостно, как оставлял других женщин. Она захотела испытать его жестокость до того, как узнает его ласку. – В этом палаццо хорошо смотрятся музейные вещи, – продолжала она с отчаянной веселостью. – Неудивительно, что туристы стремятся сюда, чтобы пообедать под настоящим потолком работы Беллини, в окружении произведений итальянской живописи.
– Нам нужно искусство, чтобы не страдать от жизни, – процитировал Ник. – Может, было бы лучше, если бы вы оставались произведением искусства, Делла Нив, вместо того чтобы быть раздавленной страстями
