Неужели так должно быть? Этот сценарий крутится во мне еще с пятнадцати лет. Каждый новый виток становится все более изощренным, но финал один – скука. И мне даже, если честно, не хочется влюбляться и любить.
Да я и сам скучен для себя. В моей жизни не происходит ничего нового. Очередной виток работы. Ничего не изменилось, по сути, с тех пор, как я работал следаком. Тогда был маленький грязный кабинет, маленькая зарплата, работа от заката до рассвета. Уходя на вольные хлеба, мечтал о свободе. Получил чистый кабинет, побольше зарплату и работу от рассвета до заката. Мечтал начать свой бизнес и стать наконец-таки свободным. И вот, мечта сбылась. Побольше кабинет. Значительно больше зарплата. Работа снова от заката до рассвета, а потом еще от рассвета до заката. Когда надо – и в выходные. Не бросишь же бизнес. Теперь я отвечаю за него вдесятеро. Еще и за своих сотрудников. Каждый, как и положено, делает вид, что предан, как собака, но в действительности ищет возможности меньше сделать и больше получить. Слово «свобода» означает сейчас, что никто не спросит, почему я пришел поздно на работу, а вчера вообще на ней не был. Правда, про свою зарплату никто спросить не забудет. Да и завтра, если со мной что-то случится – болезнь или авария – денег хватит совсем не надолго. Вот и просыпаюсь ночью в каком-нибудь кошмаре, где я потерпел крах или моя уборщица стала моим начальником. А огромный госаппарат, который кормится моими налогами, периодически наносит удары и смотрит – встану или нет. А это напряженное ожидание очередной проверки, когда знаешь, что каждый приходящий руководствуется принципом «был бы человек хороший, а проблема найдется», причем с единственной целью – срубить бабла на свою свободу. И всем наплевать, сколько бессонных ночей ты потратил, чтобы вырастить это детище, сколько денег вложил, сколько нервов убил, обивая пороги и налаживая связи. Каждый норовит залезть в твой карман и освободить его от максимально-возможного количества денег. И каждый второй считает, что ты барыга и хапуга и наворовал свои миллионы, и если завтра начнется революция – тебя раскулачат и пустят по миру. Если даже в отпуске не можешь расслабиться, а по возвращении еще неделю присматриваешься, не совершен ли переворот в твое отсутствие. Свобода ли это?
Моя мать продолжает спиваться, и я ничего не могу с этим сделать. Я редко приезжаю к ней и редко звоню. Мне просто страшно. Страшно видеть любимого человека в таком состоянии. Когда я вижу ее со стеклянными глазами, грязными волосами, в обляпанной грязью и кровью одежде, с сигаретой в зубах – мне кажется, что это не она. Это дьявол в нее вселился. Мне хочется убить этого дьявола, а вместо этого я ору на нее, хватаю ее за руки, трясу как грушу. Она лепечет в ответ оправдания и обещания, но никогда не выполняет их. Я злюсь и хлопаю дверью. Потом слезы душат меня. Я люблю ее, но не могу этого сказать. Я жду, когда она опомнится. Это происходит. Иногда. В эти дни она строит планы на будущее. Дает обещания и надежду. А потом все заново. И с каждым разом она выглядит все хуже и хуже. Каждый запой старит ее на несколько месяцев, а может, и лет. Я не могу ничего с этим сделать и в бессильной злобе грублю ей.
Почему так получается изо дня в день? Какие программы записаны в моей башке? Михаил велел подумать, какие мои внутренние разговоры, комментарии приводят к этому? Попробую.
По бизнесу: «У меня и так все в порядке. Зачем стараться?», «Это не так уж и важно», «Есть те, кому еще хуже», «Главное, чтобы в холодильнике был сыр», «Мои сотрудники не хотят работать», «Для того, чтобы контролировать бизнес, нельзя никому доверять, надо работать больше всех», «Я на поле битвы один со всеми и моя задача – всегда побеждать», «Иностранцы – это очень сложно и я пока к этому не готов».
Катя: «Это она во всем виновата, она меня не захотела понять и не захотела разделить мои интересы», «Она и не пыталась меня вернуть», «Я не буду за ней бегать», «Разошлись – значит, судьба», «Найду и получше», «Она – не мой человек, когда я найду своего, все будет по-другому».
Мать: «Ее никто не заставляет пить», «Я уже сделал все, что мог», «Ее уже не спасти, а мне надо еще жить», «Мое безразличие должно отрезвить ее, ведь я дорог для нее», «Жалостью человеку не поможешь».
Я не могу оценить, правильные эти установки или нет. Хотя нет, могу. По результатам своей жизни. Контракта нет. Катя ушла. Мать продолжает пить.
Что будет, если я продолжу действовать, исходя из этих внутренних разговоров? Бизнес сожрут издержки, я останусь вечным холостяком и сдохну в одиночестве, мама сопьется и умрет, да и я тоже.
Что мне делать? Я не хочу так! Не хочу! Я хочу все изменить! Но как это сделать? Должен быть выход! Почему я его не знаю? Чем я провинился перед Богом? Большую часть жизни я прожил в постоянном страхе! Страхе за жизнь своей матери, страхе остаться голодным, страхе быть хуже других! Я достаточно настрадался и боролся за свое счастье! Мне никто его не дарил! Я грыз землю! Отказывал себе во многом! Почему сейчас, когда мне кажется, что я должен наслаждаться результатами своего труда, я сижу один, в пустой квартире, и мне некому даже позвонить? Самый близкий и родной человек – мама, ради одобрения и восхищения которой я старался, сейчас если и позвонит мне, то только с просьбой приехать и спасти ее, купить очередную бутылку.
Я же помню, как ты любила меня! Почему все так???»
Олег вдруг понял, что ногти его пальцев вгрызлись в подушечки ладоней чуть ли не до крови, а челюсти стиснулись так, как будто он пытался удержать ими невидимую нить, на которой висела вся его жизнь. В точности как в те далекие дни детства, когда отец выколачивал очередную «трешку на бутылку» у матери, а он сидел в своей комнате и плакал, потому что не мог выйти и ничем не мог помочь. Слезы погрузили все вокруг в аквариум, а в голове пульсировала мысль: «Почему для человека, с которым я едва знаком, моя жизнь значит больше, чем для всех моих близких? Почему он борется за мою жизнь и понимает ее больше, чем я сам? Да мне уже по хрену это путешествие! Стать его другом уже стоит этих сраных пятидесяти тысяч!
Слезы продолжали течь из его глаз, а он не пытался остановить этот поток. Он привык к тому, что периодически это случается с ним, но так сильно он плакал только в детстве. Периодически его прошибали на слезу даже сентиментальные моменты из фильмов. Он очень стыдился этого, но ничего не мог поделать. Так бывало даже в кинотеатре. «Расшатанные к черту нервы – вот в чем причина моей сентиментальности. Надо учиться отстраняться от событий, чтобы эмоции не захватывали. Главное, что этого никто никогда не видит, иначе засмеют». Казаться железобетонным мачо в последние годы становилось все проще. Роль репетировалась ежедневно и уже не отпускала его даже в гостях. Он даже преувеличивал свой цинизм и прагматичность. Периодически впадал в высокомерие с людьми ниже его по статусу. «Я имею право вести себя так. Я достиг всего сам. Мне никто не помогал. Меня никто не жалел».
Никто наверняка и не догадывался, что периодически, находясь наедине с самим собой, он едва сдерживал слезы, смотря «Зеленую милю» или вспомнив что-то из детства. Он становился совсем как ребенок.
Только без теплых рук матери, которая могла бы прижать к себе и спрятать от обиды.
Башка раскалывалась, как будто вся кровь из организма сосредоточилась только под черепной коробкой и пыталась вырваться наружу. Вместе с тем, он почувствовал колоссальное облегчение. Как будто только что отругал постороннего человека, увидев со стороны, что он творит, и точно знал, что ему надо сказать, чтобы все изменить в его жизни. Ладно. Утро вечера мудренее.
Путь Шимпанзе
Нет ничего страшнее, чем просыпаться по будильнику. Этот звук заставляет испытать бешеное сердцебиение, страх и панику одновременно. Пусть на миг. Пока ты не понял, что произошло. Наверное, такие же эмоции испытывает ребенок при рождении, только гораздо дольше. Причем не важно, какой звук у этого будильника: треск железных бубенчиков или любимая мелодия на мобильнике. Он врывается в твой мозг и говорит: «Мне наплевать, что ты сейчас чувствуешь, чего хочешь, что ты видел во сне, выспался или нет – ты должен встать».
