– А этот ваш последний роман, – спросила она, – будет в таком же роде, как и «Светские приличия?».
– Я хотел, чтобы он представлял собой последнюю часть трилогии, – ответил он. – Но теперь этого уже не будет, Ледигрей. Я уже раздумал.
– Но ведь вы уже почти заканчиваете его.
– Я собирался его закончить на этой неделе. Но вы пришли – и все пропало.
И, заметив в ее глазах тревогу, он поспешил добавить:
– Давайте не говорить больше о моей рукописи, Ледигрей. Не надо. Когда-нибудь я дам вам ее прочесть, и тогда вы поймете, что вы лично здесь ни при чем. В первую минуту, действительно, я несколько не сообразил и забеспокоился, так как собирался закончить свою работу именно за эту неделю и затем пуститься в новое приключение, на этот раз довольно странное – хотел удрать на Север.
– Значит, уже в совсем неведомую страну? – спросила она. – Но ведь там на дальнем Севере, вовсе нет людей!
– Нет, попадаются кое-какие индейцы, да какой-нибудь случайный обозреватель. В прошлом году я бивал там и целых сто двадцать семь дней не встретил ни единой души, кроме моего проводника-индейца.
Она оперлась о стол и посмотрела на него внимательно, сияющими глазами.
– Вот почему я и понимала вас, и читала ваши произведения между строк, – сказала она. – Если бы я была мужчиной, то я во многом походила бы на вас. Я люблю вот все такие места – одинокие, заброшенные, пустые, громадные пространства, на которых вы слышите одно только завывание ветра и только свои же собственные шаги. Как жаль, что я не мужчина! А все-таки он во мне есть! Я родилась отчасти мужчиной. И люблю это в себе безумно.
И вдруг острое горе засветилось в ее глазах, а в голосе послышались рыдания. Он с удивлением долго молча смотрел на нее через стол.
– Вы переживали такую жизнь, Ледигрей? – спросил он наконец. – Вы все это видели?
– Да, – кивнула она ему головой, сжимая и разжимая свои белые, нежные руки. – В течение целого ряда лет и даже, пожалуй, еще больше, чем вы, Джон Альдос! Я родилась в такой обстановке и прожила в ней долгое время, пока не умер мой отец. Мы были с ним неразлучны. Он был всем для меня: моим отцом и матерью. Не правда ли, как это странно? Мы вместе забирались в самые таинственные и глухие места на всем земном шаре, ходили на самый край света. Это было его страстью. Он передал ее и мне. Я была с ним всюду, сопровождала его везде. А затем, вскоре же после открытия им этого замечательного, погребенного под песками Центральной Африки города Миндано, он умер. Может быть, вы читали об этом?
– Боже мой! – в изумлении воскликнул Джон Альдос, но от глубокого волнения из его голоса получился только шепот. – Иоанна Ледигрей, неужели вы говорите о Даниэле Грэе, сэре Даниэле Грэе, этом знаменитом египтологе и археологе, который открыл в дебрях Африки целую изумительную древнюю цивилизацию?
– Да.
– И вы – его дочь?
Она кивнула ему головой.
– Нас странно сталкивает судьба, леди Иоанна, – обратился он к ней. – В то время, как ваш отец, сэр Даниэль, находился в Мурдже накануне своего великого открытия, я был в Сен-Луис на Сенегальском берегу. Я жил там в маленькой гостинице «Зеленый мыс», в низенькой комнатке с белыми стенами, выходившей окнами на море. Владелец передавал мне, что до меня эту комнатку занимал сэр Даниэль, и я нашел в ней, в одном из ящиков письменного стола испорченную ручку с вечно пишущим пером, на котором была вырезана головка змеи. Затем в другой раз я попал в Гамполу, – это в самом центре острова Цейлон, – и там мне передавали, что только что передо мной через те места прошел и сэр Даниэль. Неужели вы тоже были тогда вместе с ним?
– Всегда, – ответила Иоанна.
Некоторое время они напряженно смотрели друг на друга. С какой-то странной быстротой весь мир вдруг перекинулся между ними мостом, и они мысленно перенеслись назад. Теперь уж больше они не были чужими. Они стали друзьями не на один только день. Альдос еще крепче сжал ей руки. Сотни слов вдруг запросились ему на язык. Но прежде, чем он смог заговорить, он вдруг увидел странную перемену, происшедшую в лице Иоанны. Она слегка повернулась, так что могла видеть, что происходило за окном, и вдруг вскрикнула, Альдос оглянулся. Там не было никого. Он посмотрел на Иоанну опять. Она побледнела и стала дрожать. Руки ее были прижаты к сердцу. Большие темные испуганные глаза все еще были устремлены в окно.
– Это он! – сказала она с дрожью в голосе. – Он глядел сюда через стекло! Какой ужасный!..
– Кто? Биль Куэд?
– Да.
Он бросился к двери, но она удержала его за руку.
– Остановитесь! – крикнула она. – Не уходите!.. – На мгновение он остановился у двери. Он был опять таким же, каким она увидела его в первый раз: спокойным, страшным и с холодной улыбкой на губах. Его серые глаза светились, как сталь.
– Заприте за мной дверь и не отпирайте ее никому, пока я не вернусь, – сказал он. – Вы первая женщина, которая посетила меня, как гостя, леди Грэй. Я не позволю, чтобы кто-нибудь вас побеспокоил.
Когда он уходил, она заметила, что он вытащил что-то из кармана. Это что-то сверкнуло при свете лампы. Она не могла в этом ошибиться.
Глава VII
Джон Альдос сгорал от нетерпения скорее убить Куэда. С быстротой зайца он обежал вокруг своей избушки и остановился, чтобы прислушаться. В руке у него был револьвер, и глаза его так и пронизывали тьму, чтобы увидеть в ней какую-нибудь двигающуюся тень. Он решил не медлить. Он будет стрелять в Куэда, так как знает, зачем это животное заглядывало к нему в окно. Сынишка Стивенса оказался прав. Куэд разыскивал Иоанну. Его подлая душа так и сгорала от желания овладеть ею, а Альдосу было известно, что когда им овладевала страсть, то этот человек превращался в дьявола и был готов на все. Стоя так у стены и прислушиваясь, он его иначе и не считал как зверем. Он приготовился стрелять, но не видел перед собой ничего. До него не долетело ни малейшего звука, ни от топота чьих-нибудь ног, ни от движения телом. Часом позже взошла бы луна, а теперь светили одни только звезды. Саженях в пятидесяти в стороне он услышал крик совы. На реке что-то всплеснуло. Почти пять минут простоял он так, молча и не двигаясь, точно камень. Он пришел, наконец, к заключению, что идти сейчас на поиски Куэда в темноте было бы совершенно не умно, а потому повернул назад, постучался в дверь и, когда Иоанна открыла, вошел к себе в избушку.
Она все еще была бледной, но глаза ее сверкали.
– Я уже собиралась идти сама, – сказала она. – Стала уже побаиваться…
– …что он мог бы убить меня в темноте? – перебил ее Альдос. – Что ж, Иоанна, он мог бы это сделать!
Совершенно бессознательно он назвал ее по имени. Но теперь ему показалось самой естественной вещью в мире называть ее именно Иоанной.
– Мне необходимо сообщить вам, – продолжал он, – что за человек этот Биль Куэд и почему именно он заглянул к нам в окошко.
Она повела плечами.
– Нет, нет, не надо… – сказала она. – Я и так догадываюсь!
– Хотя отчасти, – продолжал Альдос, и лицо его изменилось, – для вашей же безопасности необходимо, чтобы вы о нем знали, а не догадывались. Если бы вы были такая же, как и все, то я не раскрывал бы перед вами всей правды, а, наоборот, постарался бы вас от нее оградить. Поэтому вы должны знать все. На всей цепи Скалистых гор есть только один человек, более опасный, чем Куэд, – это Кульвер Ранн у Желтой Головы. Они – партнеры. Они действуют сообща во всех преступлениях, во всех беззакониях, во всем, что только есть на свете дурного, но из чего бы они могли извлечь выгоду или золото. Их влияние среди темных элементов по всей железнодорожной линии громадно. То незначительное количество полиции, которая охраняет движение, не может поделать с ними ничего. Они нажили уже сотни тысяч, главным образом, на трех вещах: на вымогательствах, продаже спирта и торговле женщинами. Биль Куэд в этом отношении подлее своего компаньона. Это просто какой-то дикий зверь. Кульвер Ранн представляет из себя воспитанную, блестящую змею. Но этот Куэд…
