Великан был очень похож на покойного отца — сильный, высокий, отважный, добрый, хотя и страшный в гневе. Такой человек, несомненно, заслуживает помощи.
Паренек собрал целебные травы и отправился назад. Гигант лежал там, где упал. Паренек сделал для него все, что только смог: положил на грудь смоченные слюной листья, выдавил в рот животворный сок.
Ночь принесла прохладу. Гигант пришел в себя, неверными судорожными движениями стряхнул с тела листья, не поев, заполз в спальник и вновь потерял сознание.
Утром он снова очнулся, попытался встать, но не смог. Паренек сунул ему в зубы стебелек целебной травы, и гигант, не сознавая того, принялся жевать.
На следующий день кончилась провизия, и паренек отправился в лес. Там он собрал в рубашку, которую больше не носил, известные ему съедобные плоды и коренья, вернулся в лагерь и покормил больного.
На четвертый день тело гиганта во многих местах стало твердым, как дерево, из пор на коже начала сочиться кровь. Гигант в страхе коснулся себя и надолго лишился чувств.
Паренек достал из мешка запасную рубашку, смочил ее в ручье и попытался смыть с тела великана кровь, но та, словно по волшебству, вновь и вновь выступала на коже.
Стоило гиганту прийти в себя, парень сразу же давал ему съесть какой-нибудь, плод и стебелек травы, вливал в рот столько воды, сколько тот выпивал не закашлявшись. Как только гигант терял сознание, паренек обкладывал его тело листьями, а к вечеру заботливо укрывал спальным мешком и ложился рядом, защищая собой от пронизывающего ночного ветра.
Дни тянулись за днями. Собака давным-давно околела; гигант же был на волосок от смерти, но умирать наотрез отказывался. Паренек стал свидетелем бесстрашной битвы с врагом, более свирепым и безжалостным, чем любой из смертных. Листья постоянно пропитывались кровью, потом и мочой, но великан боролся. Боролся изо всех сил.
Наконец он пошел на поправку: жар спал, кровотечения прекратились, в мышцы вернулась часть прежней силы. Он стал самостоятельно есть, сначала через силу, затем с ненасытным аппетитом. Смотрел на паренька и улыбался.
Отныне между мужчиной и пареньком пролегла неразрывная связь — дружба.
Глава 4
У главного круга собрались воины.
— Кто претендует сегодня на честь стать мужчиной и обрести имя? — громко спросил Тил Два Оружия. Вот уже восемь лет он возглавлял происходившую раз в месяц церемонию посвящения, и почетные обязанности давно стали ему в тягость.
Вперед выступило несколько юнцов, едва умеющих держать в руках оружие. Год от года претенденты на имя становились все моложе и бездарнее. Тил тосковал по былым временам, когда служил бесстрашному Солу Мастеру Всего Оружия. Мужчины в те дни были настоящими мужчинами, вожаки — истинными вожаками, постоянно совершались подвиги, творились великие дела. А теперь… Куда ни посмотри, всюду лишь немощь да неопытность…
— Я разобью вас на пары, — сказал Тил, придав голосу подобающую по ритуалу суровость. — Будете сражаться друг с другом в кругу. Тот, кто выиграет, станет мужчиной, обретет имя и по праву получит браслет и оружие. Проигравший же…
Он не закончил. Называться воином, не победив хотя бы, раз в кругу, не может никто. Некоторые неумехи снова и снова пытались и проигрывали, другие, сдавшись, уходили к чокнутым или на Гору, большинство же, попробовав свои силы дважды-трижды и не добившись успеха, отправлялись в небольшие кочевые племена, не принадлежащие империи, и пытались начать новую жизнь там.
— Первая пара. Вот ты, с булавой. — Тил указал на круглолицего новичка. — И ты, с шестом.
Двое заметно взволнованных юношей вступили в круг, и начался бой. Первый, ничуть не задумываясь о тактике, неуклюже махал булавой, второй столь же неуклюже защищался шестом. Вот булава раз, затем другой угодила шестовику по пальцам, и тот, выпустив шест, поспешно выпрыгнул за черту.
Тил недовольно поморщился. Разве это воины?! Да и какой толк племени в победителе лишь волею случая?
Следующей дралась пара кинжальщиков. Бой получился кровавым, и победитель выглядел весьма многообещающе.
Оставался последний претендент на имя — звездник. Выбрав «утреннюю звезду», он проявил храбрость, ибо это редко используемое в кругу оружие не ведало жалости ни к противнику, ни к своему владельцу. Тил, оставив юношу напоследок, намеревался выставить против него опытного бойца. Хотя таким образом шансы претендента на имя значительно уменьшались, но зато ощутимо возрастала как для него, так и для соперника вероятность выйти из поединка живым. Если юноша достойно проявит себя, Тил в следующем месяце выставит против него молоденького слабака, и звездник с легкостью завоюет себе имя.
Прибежал стражник, охранявший границы лагеря.
— Чужаки, вождь. Мужчина и женщина. Мужчина — урод уродом. Женщина, наверное, ему под стать.
Все еще расстроенный потерей перспективного паличника Тил рявкнул:
— Ты что же, уже не в состоянии отличить хорошенькую женщину от дурнушки?
— Она под вуалью.
— С чего бы это женщине скрывать лицо вуалью? — спросил заинтригованный Тил.
— Может, привести их сюда? — поинтересовался стражник.
Тил кивнул.
Мужчина был в самом деле уродлив — сутулый, почти горбатый, с длинными искривленными руками, густой растительностью по всему телу и бледной, испещренной желтыми пятнами кожей; из-под густых бровей едва виднелись глубоко посаженные невыразительные глазки. Двигался он не то чтобы неловко, но как-то необычно.
На его высокой спутнице был плащ до пят, лицо и вправду скрывала темная вуаль: впрочем, Тил мог бы поклясться, что она немолода, не толста и не безобразна.
— Я Тил Два Оружия, управляю от имени Безымянного этим лагерем, — представился он. — Что привело вас сюда?
Мужчина молча показал ему левую руку. Браслета на запястье не было.
— Хочешь заслужить браслет? — удивился Тил, глядя на мускулистого незнакомца, иссеченного, точно заправский боец, шрамами. Хотя его руки вроде не слишком приспособлены для того, чтобы держать оружие. А может, он сражается голыми руками?
Тилу был известен только один Безоружный — правитель империи. Когда-то Тил сам потерпел от него в кругу сокрушительное поражение.
— Какое оружие ты предпочитаешь? — с интересом спросил Тил.
Незнакомец распахнул полу рубахи и продемонстрировал пару палиц на поясе. Тил, испытав одновременно и разочарование, и облегчение, нетерпеливо спросил:
— Выйдешь в круг против «утренней звезды»? Незнакомец, по-прежнему молча, кивнул. Тил, указав на круг, крикнул:
— Звездник, твой черед!
Поединок обещал быть напряженным, и число зрителей увеличилось как минимум вдвое.
Звездник вступил в круг, незнакомец же прежде скинул рубаху и мокасины. Ноги у него оказались хоть и кривыми, но крепкими, мускулистыми; руки выглядели слишком слабыми для человека со столь развитой грудной клеткой и широченными плечами. Очень странный тип.
Палицы он сжимал как-то неуклюже, неумело, но крепко; по мнению Тила, он равно мог оказаться либо отменным, либо никуда не годным бойцом.
