Друзья могут благодарить нас на то, что мы для них сделали или пытались сделать. Но просто сказать «спасибо» недостаточно. Вот истинно необходимое послание: «Часть тебя теперь находится внутри меня. Она изменила и обогатила меня, и я готов передать это дальше, другим людям».
Слишком часто наша благодарность за то, что человек послал миру свои благотворные волны, выражается лишь тогда, когда он уже умер. Сколько раз на чьих-то похоронах нам хотелось, чтобы этот человек мог услышать все хорошие слова и выражения благодарности в свой адрес? А скольким из нас хотелось, подобно Скруджу, подслушать, что будут говорить на нашем погребении? Мне, например, хотелось.
Вот один из способов преодолеть проблему под названием «слишком мало и слишком поздно», используя «волновой эффект». Назовем это «визитом благодарности» — прекрасный способ усилить «волновой эффект», пока человек еще жив. Первый раз я столкнулся с этим упражнением на семинаре, который проводил Мартин Селигман, один из лидеров движения позитивной психологии. Он попросил довольно большую аудиторию принять участие в упражнении, которое заключалось в следующем.
Подумайте о живом человеке, которому вы очень благодарны за что-то, но никогда прежде не выражали этого. За десять минут напишите ему благодарственное письмо. Затем обменяйтесь письмами с другим участником семинара и прочтите их друг другу. Но упражнение будет закончено лишь тогда, когда вы лично посетите адресата и прочтете ему свое письмо.
После того как мы прочли письма в парах, несколько добровольцев согласились прочесть свои письма перед всей аудиторией. Во время чтения все без исключения ощутили сильный прилив эмоций. Я понял, что такие проявления эмоций — неотъемлемая часть упражнения: мало кто из участников, слушая чтение писем, не был охвачен глубоким эмоциональным потоком.[40]
Я тоже проделал это упражнение и написал письмо Дэвиду Гамбургу, который заведовал кафедрой психиатрии первые десять лет моей работы в Стэнфордском университете. Этот человек всегда оказывал мне очень серьезную поддержку. Когда я приехал в Нью-Йорк, где он жил в то время, мы встретились и провели очень волнующий вечер. Я с радостью выразил ему свою благодарность, а он с радостью узнал о ней. Дэвид сказал, что получил огромное удовольствие от моего письма.
Чем старше я становлюсь, тем чаще задумываюсь о «волновом эффекте». Как глава семьи, я всегда оплачиваю счет, если мы вместе ужинаем в ресторане. Все четверо моих детей всякий раз вежливо благодарят меня (сначала, разумеется, отказываясь, но совсем не всерьез). И я всегда говорю им: «Благодарите вашего дедушку, Бена Ялома. Я — лишь сосуд, в который перетекла его щедрость. Он всегда платил за меня». (К слову, я тоже отказывался, и тоже не всерьез.)
«Волновой эффект» и моделирование
Ведя занятия в первой в своей жизни группе больных раком, я часто замечал, что уныние участников очень заразительно. Так много людей пребывали в отчаянии, день за днем прислушиваясь к приближающимся шагам смерти, так много людей жаловались, что жизнь стала пустой и потеряла всякий смысл… Но в один прекрасный день участница группы начала занятие с такого заявления:
Я решила, что все еще могу кое-что дать людям. Я могу служить моделью умирающего человека. Своим мужественным и достойным умиранием я подам пример детям и друзьям.
Это стало для нее открытием и подняло настроение и мне, и ей, и всем участникам группы. Она нашла способ наполнить жизнь смыслом — вплоть до самого конца.
Групповым психотерапевтам очень важно наблюдать, как работают опытные врачи. Мои студенты обычно наблюдали за тем, что происходило у меня в группах, иногда — используя телеэкраны, но чаще через стекло, прозрачное только с одной стороны. Хотя такая практика предусмотрена программой, участники группы, как правило, не приходят в восторг от наблюдателей и время от времени открыто возражают против их «вторжения».
Но с группой больных раком все было по-другому: они очень радовались студентам. Они чувствовали, что, глядя на их конфронтацию со смертью, эти люди становятся мудрее, и им будет что передать новым студентам.
«Как жаль, — сказал один из участников группы, — что мы научились жить лишь теперь, когда тела наши изъедены раком».
ОТКРЫВАЕМ СВОЙ КОЛОДЕЦ ЗНАНИЯ
Сократ считал, что лучшее, что может сделать учитель (а также, позвольте добавить, и друг), — это задать студенту такие вопросы, которые вызовут к жизни имеющиеся у него знания. Друзья все время поступают именно так, и психотерапевты тоже. Следующая история повествует об одном простом средстве, которое доступно каждому из нас.
История Джил: «Если мы умрем, так для чего стоит жить?»
В чем смысл жизни, если все обречено на исчезновение? Вот о чем люди спрашивают снова и снова. И хотя многие из нас ищут ответ во внешнем мире, лучше воспользоваться методом Сократа и обратить взгляд внутрь самих себя.
Джил, пациентка, долгое время страдающая страхом смерти, привыкла ставить знак равенства между смертью и бессмысленностью. Когда я попросил рассказать, откуда пришла подобная мысль, Джил отчетливо вспомнила, как впервые подумала об этом. Закрыв глаза, она описала такую сцену: ей девять лет, она сидит на кресле-качалке на веранде и горюет о смерти любимой собачки.
— Вот тогда, — рассказала Джил, — я и поняла, что, если все мы должны умереть, то ни в чем нет ни малейшего смысла. Нет смысла играть на пианино, как следует застилать постель, получать золотые звездочки за отличную посещаемость в школе. Зачем эти звездочки, если все они исчезнут?
— Джил, — ответил я ей, — у вас девятилетняя дочь. Представьте, что она спросит вас: «Если мы умрем, то для чего тогда жить? И как жить?» Что бы вы ей ответили? Она ответила без колебаний: — Я бы объяснила ей, что в жизни есть много радостей, рассказала о красоте лесов, о том, как здорово проводить время с друзьями и с семьей, о счастье делиться с людьми своей любовью, чтобы после нас мир стал чуточку лучше…
Высказавшись, она откинулась на спинку стула и широко открыла глаза, изумленная своими же словами. Весь ее вид выражал недоумение: откуда это взялось?
— Отличный ответ, Джил. В глубине души вы все знаете. Это уже не первый раз, когда вам удается найти истину, воображая, что вы даете советы своей дочери. А теперь вам нужно научиться быть мамой самой себе.
Итак, главное — не предложить близким и друзьям готовые рецепты, но помочь им отыскать собственные ответы на вопросы.
Тот же принцип сработал и в ситуации Джулии, психотерапевта и художницы, чей страх смерти шел от осознания неполной самореализации и отказа от искусства из-за соперничества с мужем (см. главу 3). Я применил ту же тактику, когда попросил ее представить, что бы она посоветовала своему пациенту, который обратился бы к ней с подобной проблемой.[41]
Мгновенная реакция Джулии — «Я сказала бы, что ваша жизнь — абсурдна!» — говорила о том, что женщине требовалось лишь малейшая подсказка, чтобы она осознала свое собственное знание.
Психотерапевты в своей работе всегда исходят из того, что истина, до которой человек дошел сам, намного дороже той, что ему рассказали другие.
ЖИТЬ В ПОЛНУЮ СИЛУ
У многих людей страх смерти, как у Джулии, вызывается разочарованием: ведь им так и не удается полностью реализовать свой потенциал. Некоторые приходят в отчаяние из-за того, что их мечты не сбываются, но отчаяние усиливается, когда они понимают, что сами ничего не сделали для этого. Пристальный взгляд на эту глубокую неудовлетворенность часто оказывается первым шагом к преодолению страха смерти, как в жизни Джека.
История Джека: страх смерти и непрожитая жизнь
Джек, высокий, элегантный 60-летний адвокат, пришел в мой кабинет с целым рядом разрушительных симптомов. Ровным, невыразительным голосом он поведал мне: его мучают навязчивые мысли о смерти, он не может спать, а его работоспособность катастрофически снизилась, что пагубно сказалось на его доходах. Он убивал многие часы, лихорадочно изучая актуарные таблицы смертности и подсчитывая, сколько месяцев и дней ему осталось. Дважды или трижды в неделю его будили кошмарные сны.
40
Seligman, M. Authentic Happiness, New York: Free Pres, 2002.
41
Кто-то может посчитать, что это нечестно. В конце кон цов, если психотерапевт нуждается в профессиональной по мощи и поддержке, разве он не заслуживает такой же заботы и опеки, как любой другой пациент? Среди моих пациентов — много психотерапевтов, но подобные рассуждения меня не смущают. Если мой пациент обладает определенной компетенцией, я всегда буду стараться использовать эту компетенцию ему же во благо.
