Марк кивнул, немного помолчал, затем подался ко мне:
— Можно задать вам один вопрос: а как справляетесь с этим вы? Разве вам не знаком страх смерти? Я иногда испытываю страх смерти, но сейчас гораздо реже. Я становлюсь старше и смотрю на смерть пристальнее, и это дает неплохие результаты. Я стал острее воспринимать жизнь. Смерть заставляет меня полнее проживать каждое мгновение — ценить жизнь и быть благодарным уже за то, что я живу и осознаю свое бытие.
— А как насчет детей? Неужели вас не беспокоит, как они примут вашу смерть?
— Ну, об этом я почти не тревожусь. Я думаю, что задача родителей — помочь детям обрести независимость, вырасти и уйти в свое плавание, стать полноценными личностями. В этом отношении у моих детей все в порядке: да, они будут горевать по мне, но в жизни они не пропадут. И ваша дочь тоже.
— Вы правы. Умом я понимаю, что с ней все будет в порядке. На самом деле, мне пришла в голову идея: я мог бы подать ей пример умирания.
— Какая замечательная мысль, Марк! Это чудесный подарок для вашей дочки.
После небольшой паузы я продолжил:
— Можно мне спросить вас о том, что происходит здесь и сейчас, о вас и обо мне. Этот сеанс не похож на другие: сегодня вы задавали мне очень много вопросов, гораздо больше, чем обычно. И я пытался на них ответить. Скажите, что вы об этом думаете?
— Это хорошо. Очень хорошо. Каждый раз, когда выделитесь со мной своей личностью, как сегодня, я начинаю понимать, что и мне следует быть более открытым с моими пациентами.
— Еще один вопрос об этом сеансе. В самом начале вы сказали, что, «как обычно», начали думать о Руфи по дороге ко мне. Какой вывод вы можете из этого сделать? Почему именно по дороге на наши сеансы?
Марк молчал и медленно покачивал головой.
— Может, так вы стараетесь облегчить тяжелый труд, который, как вам кажется, ждет вас в этом кабинете? — предположил я.
— Нет, дело не в этом. Дело вот в чем. — Марк помолчал, словно собираясь с духом. — Это попытка отвлечься от другого вопроса. Вопрос такой: что вы обо мне думаете, как вы, психотерапевт, расцениваете всю эту историю с Руфью?
— Я знаю, что это такое, Марк. Случалось, и я испытывал сексуальное влечение к пациенткам. Да и все психотерапевты, которых я знаю, тоже. Да, без сомнения, судя по вашему рассказу, вы перешли границу, чрезмерно вовлеклись в это… но сексуальное влечение может иногда побеждать рассудок. Я знаю, что вы — честный человек и не поддадитесь этому чувству. Думаю, по иронии судьбы, наши сеансы немного способствовали тому, что вы зашли так далеко. Я имею в виду, что вы сняли с себя некоторые ограничения, потому что знали — есть я, и каждую неделю я готов предложить вам страховочную сетку.
— Но разве вы не считаете меня некомпетентным?
— А как вы думаете, зачем я сегодня направил к вам пациента?
— Да, точно, но мне надо еще «переварить» это… Это очень важное послание, я знаю. Я чувствую, что вы доверяете мне, и настолько польщен, что трудно даже передать это словами. Но все же, — продолжил Марк, — какой-то тоненький голосок у меня в голове зудит, что вы считаете меня полным дерьмом…
— Нет, я так не считаю. Самое время и вам избавиться от этой мысли, просто стереть ее. У нас уже закончи лось время, но я скажу вам еще одну вещь. Это мысленное путешествие, которое вы совершили, эти переживания из-за Руфи — все это не так уж плохо… Я действительно считаю, что вы извлечете из этого полезный уроки поднимитесь на ступеньку выше. Разрешите мне обратиться к вам словами Ницше: «Чтобы обрести мудрость, вы должны научиться слушать лай диких собак, что доносится из вашего подвала».
Слова попали в цель, Марк шепотом повторил их для себя. Когда он выходил из кабинета, в глазах у него блестели слезы.
Этот сеанс иллюстрирует не только терапевтические отношения, но и ряд других моментов: блаженство любви, смерть и секс; рассеивание страха смерти; слова и действия терапевта, обращение к «здесь и сейчас», максима Теренция; самораскрытие психотерапевта. Теперь я подробно остановлюсь на каждом моменте.
Блаженство любви
Механизм, который Марк описывал в начале сеанса: «наивное» чувство, безграничная радость от его наваждения, воспоминания о похожем чувстве, которое он испытывал, сидя на коленях матери, в лучшие времена, когда рак еще не начал свою разрушительную работу в ее теле, — все эти компоненты часто присутствуют в состоянии любовной одержимости. Одержимого влюбленного не волнует ничто другое, все его внимание приковано к возлюбленной — к каждому ее слову, каждому жесту, даже к недостаткам. Когда Марк, уютно устроившись, сидел на коленях матери, боль одиночества исчезала, потому что он больше не был отдельным «Я». Мой комментарий «одинокое «Я» растворяется в «Мы» прояснил, каким образом наваждение смягчает боль. Не знаю, принадлежит ли эта фраза мне, или я где-то вычитал ее, но она представляется мне полезной для многих пациентов, одержимых любовью.
Секс и смерть
Рассматривая вопрос секса и смерти, следует заметить, что экзистенциальный страх Марка снизился не только благодаря погружению в любовь. Тут вмешалось и еще одно средство против страха смерти — сила сексуальности. Секс, могущественная жизненная сила, часто наносит мыслям о смерти сокрушительный удар. Я встречал множество проявлений этого механизма: например, пациент с острой коронарной недостаточностью, находясь в карете «Скорой помощи» по пути в больницу, настолько возбудился, что активно пытался дотронуться до медсестры. Или другой случай: женщина испытывала сильнейшие сексуальные ощущения по дороге на похороны своего мужа. А пожилой вдовец, страдающий страхом смерти, вдруг начал проявлять повышенную сексуальную активность и имел такое количество сексуальных связей с женщинами из своего дома престарелых, что создал невыносимую обстановку в коллективе, и администрация потребовала, чтобы он обратился за помощью к психиатру. Еще одна женщина, после того как ее сестра-близнец умерла от инсульта, начала злоупотреблять вибратором и доводила себя до таких оргазмов, что начала бояться, как бы инсульт не настиг и ее саму. Но, испугавшись, что дочери обнаружат рядом с ее телом вибратор, она тут же избавилась от него.
Рассеивание страха смерти
Чтобы начать работу со страхом смерти Марка, я попросил его, как и героев предыдущих историй, рассказать, что именно больше всего пугает его в смерти. Ответ Марка отличался от ответов других пациентов: «Все, чего я не сделал в жизни», «Хочу увидеть продолжения историй», «То, что меня нигде нет». Марк боялся за свою дочь, беспокоился о том, как она справится со своей жизнью без него. Я воздействовал на страх, объяснив его иррациональную природу и указав Марку на то, что он проецировал на дочь собственные проблемы (в отличие от самого Марка, его дочь жила в полной и любящей семье). Я полностью поддержал его решение преподнести дочери своеобразный подарок — подать ей пример того, как человек может хладнокровно встретить смерть. (В предыдущей главе я рассказал о группе, участники которой приняли такое же решение.)
Слова и действия психотерапевта
Наш сеанс я начал с того, что сообщил Марку о пациенте, которого к нему направил. Практически все преподаватели психотерапии крайне скептически относятся к установлению таких двойных отношений, то есть к любым отношениям, выходящим за рамки чисто профессиональных. Мой поступок был довольно рискованным: могло случиться так, что желание угодить мне помешало бы Марку полностью отдаться работе с тем пациентом. Могло оказаться, что в психотерапевтические отношения были бы вовлечены трое: Марк, пациент и мой «призрак», витающий в кабинете и влияющий на слова и ощущения Марка.
В самом деле двойные отношения обычно не работают на успех терапевтического процесса, однако в той ситуации я решил, что потенциальная отдача компенсирует незначительный риск. Еще до того, как Марк стал моим пациентом, я присутствовал на занятиях группы, которую он вел, и нашел его компетентным специалистом. Более того, за последние годы он провел несколько стабильно эффективных курсов терапии с пациентами, которых я к нему направлял.
