Глава 9. Прилив жизненных сил
Близкие друзья описывали доктора Реймонда Моуди как нечто среднее между Утенком Дональдом и Зигмундом Фрейдом. Он был одновременно блестящим и комичным — ему ничего не стоило ввернуть остроту в разговор о трудах Платона. Реймонд проявил такие способности, что преподавал в медицинском колледже Джорджии, будучи там студентом.
Я оценил интеллект и юмор Реймонда, как только он пришел ко мне домой неделю спустя. Он подъехал в старом голубом «понтиаке» с дверцами, разрисованными цветными карандашами. Фигурки, изображенные его сыновьями, выглядели, как рисунки доисторического человека в пещере.
«Он водит машину Фреда Флинстоуна», — подумал я, глядя сквозь занавеску.
Моуди поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Я уже встал, но мне понадобилась пара минут, чтобы добраться до двери. Реймонд терпеливо ждал, пока я ковылял по комнате.
Увидев мою гостиную, он влюбился в нее с первого взгляда. У меня было семь кресел-качалок, и я вскоре узнал, что Реймонд любил сидеть в качалке, обдумывая что-нибудь важное.
Он опустился в кресло с прямой спинкой, сделанное из дуба, а я сел напротив него в зачехленное вращающееся кресло. Так мы раскачивались добрые восемь часов, говоря о том, что произошло со мной, и о присмертном опыте вообще. «Жизнь после жизни» еще не была опубликована, но у Реймонда уже появились новые идеи, и он начал работать над следующей книгой.
Прежде чем рассказать мне что-нибудь о своих книгах, Реймонд расспросил меня о перенесенном мною опыте. Таким образом, объяснил он, никто не сможет утверждать, будто мой рассказ навеян фактами, которые Моуди собирался опубликовать.
Реймонд беседовал со мной спокойно и неторопливо, расспрашивая меня и отвечая на мои вопросы. Он не обнаруживал никаких эмоций, когда я рассказывал ему о своем опыте и о том, что за ним последовало, просто задавал вопросы до тех пор, пока спрашивать стало уже не о чем.
Целью этого метода было удержать субъекта интервью от приукрашивания его истории. Задавая краткие вопросы и не рассказывая о других присмертных опытах, Реймонд мог быть уверен, что не даст мне расцветить происшедшее со мной колоритными деталями из чужих рассказов.
Хотя подход, использованный Реймондом, был лучшим способом узнать правду, меня он обескуражил. Я привык, что люди разевают рот от изумления, когда я говорю о происшедшем. Но Реймонд просто сидел с непроницаемым лицом и слушал.
Он не обнаружил ни тревоги, ни удивления, когда я рассказал о соборах из хрусталя.
— Да-да, я слышал о них раньше, — сказал он. Даже рассказ о залах знания не заставил его повести бровью.
Я поведал ему о красоте и великолепии духовного мира и о том, как Свет в этом месте излучал знание. Я рассказал о вере небесных духов в то, что мы «могущественные духовные создания», которые обнаружили огромную смелость, живя на Земле.
Я даже точно помню свои слова:
— Мне известно все о Земле и Вселенной. Я знаю предназначение всего в этом мире — даже такой мелочи, как капля дождя. Судьба каждой капли — вернуться назад в море. Мы подобны этим каплям, Реймонд. Мы стараемся вернуться к истокам — к месту, откуда мы явились. Люди отважны, потому что они готовы экспериментировать в мире, который так мал в сравнении с Вселенной. Духи говорят, что каждый из нас достоин огромного уважения.
Я сообщил ему о коробках, но не о том, какую именно информацию они содержали. На этой стадии своего повествования я стал торопиться и опускать детали.
Потом я рассказал Реймонду о Центрах, в особенности о кровати, которая теперь владела всеми моими мыслями. Я ломал голову над тем, где взять материалы для нее и что они из себя представляют, так как я был способен видеть их, но не идентифицировать.
Я поведал Реймонду обо всем и проделал это с таким неистовством, что мой рассказ, должно быть, выглядел бредом сумасшедшего. Другие прямо говорили, что я спятил, или старались меня избегать. Но с Реймондом все было не так. Он перестал раскачиваться, склонился вперед и заглянул мне в глаза.
— Вы не безумны, — сказал он. — Я никогда не слышал описаний, таких подробных, как ваше, но многие другие истории имеют с вашей общие элементы. Вы пережили опыт, сделавший вас уникальным. Это все равно, что открыть новую страну, населенную неизвестным народом, и пытаться всем доказать, что она существует.
Его слова принесли мне облегчение. Я понял, что теперь должен найти тех, кто, подобно мне, видел эту «новую страну». Я ощущал мощный прилив энергии, твердо зная, что должен полностью вернуться к жизни и меня ничто не остановит.
Остаток дня Реймонд рассказывал о случаях, обнаруженных им в процессе исследований. Изучение и описание этих случаев внесли в его жизнь драматическую перемену. Моуди еще не опубликовал первую книгу, но газетные статьи о его работе были напечатаны в «Атланта Конститьюшн», и ему постоянно звонили люди, пережившие присмертный опыт. Для Реймонда, привыкшего к размеренной жизни ученого, это было новшеством.
— Когда книга выйдет в свет, у меня вовсе не останется времени для себя, — пожаловался он. Реймонда беспокоила потеря времени, которое он мог посвящать своим исследованиям. Позднее я узнал, что больше всего на свете ему нравились два занятия — читать и думать.
После ухода Реймонда в моем отношении к жизни произошли явные изменения. Я начал бороться — стараться перестать испытывать к себе жалость. Это было нелегкой задачей, так как я настолько сильно пострадал физически, что не верил, будто мне когда-либо удастся прийти в норму. Но вместо того, чтобы вести себя, как человек, получивший удар, от которого нельзя оправиться, я стал искать в своем состоянии положительные стороны, способы победить причиненные мне увечья. Например, теперь поход по коридору в ванную занимал у меня всего около двадцати минут, хотя еще неделю назад я в такой спешке непременно бы упал и весь перепачкался. Свет все еще раздражал мои глаза, но с каждым днем все меньше и меньше. Руки постепенно обретали силу и подвижность, а боль от ожогов вследствие удара молнии медленно ослабевала.
Психологически я выздоравливал еще быстрее. Я все еще постоянно говорил о своем опыте с теми, кто соглашался меня слушать, но мои слова уже не звучали, как речь полубезумного фанатичного проповедника. Благодаря пониманию со стороны Реймонда и знанию, что на свете есть много других, подобных мне, я уже не старался убеждать каждого в своей правоте. Я начал читать Библию, изучал природу видений, о которых говорится в Писании. Я также читал рукопись «Жизнь после жизни», которую дал мне Реймонд.
Теперь мы с Реймондом беседовали почти ежедневно. Во время одного из наших телефонных разговоров он вспомнил, что я не описал ему будущее, открывшееся мне в коробках, и попросил сделать это. Мы договорились о встрече.
Через пару дней мы с Сэнди пришли домой к Реймонду. Нас провели в гостиную, где Реймонд предложил нам содовую воду Потом мы начали говорить о тринадцати коробках и о том, что в них содержалось. Я рассказал ему о большой войне, которая должна произойти в пустынях Ближнего Востока в 90-х годах, уничтожить большую армию и изменить ситуацию в этом регионе. Я поведал о крахе Советского Союза, голодных и политических бунтах во время попыток СССР организовать новую политическую систему вместо коммунизма. Я сообщил о грядущей «балканизации» всего мира, когда большие страны станут разваливаться на несколько маленьких. Короче говоря, я описал содержание каждой коробки, как на страницах этой книги.
Наши дискуссии заняли несколько вечеров. Реймонд раскачивался в качалке, иногда делал заметки. Он часто записывал вслед за мной, удовлетворенно кивая головой. Одним из многочисленных достоинств Реймонда было умение слушать. Он знал, что люди любят поговорить и что лучший способ узнать о человеке правду — это выслушать все, что он в состоянии сказать. Поэтому я говорил, а он меня слушал.
Я потряс его, сообщив, что мы будем вместе в тот день, когда мир начнет рушиться, и тогда узнаем, что видения, которые были мне представлены в коробках, обернулись явью.
