Гхажш сначала открыл рот. Потом закрыл рот. Потом снова его открыл. И впал в состояние, вроде того, что незадолго перед тем был я. Похоже, мысль об условиях нашей сделки ему в голову не приходила. А, по-моему, это естественное дело. Если Вы нанимаете хоббита для опасной и важной работы, то первое, о чём надо говорить, так это об условиях. А уж, что работа будет важной и опасной, я нисколько не сомневался. Недаром же ради моей персоны погибли семьдесят воинов. Правда, мне почему-то казалось, что это всё же будет менее опасно, чем женитьба на Настурции Шерстолап. Зато, наверняка, более увлекательно.
Не каждый хоббит мечтает о Приключении. Прямо сказать, среди хоббитов такого мечтателя найти трудно. Ещё вернее, что невозможно. Мы любим наш маленький уютный Хоббитон и не стремимся его покидать. И я самый обыкновенный хоббит. Если б кто-нибудь в Хоббитоне подошёл ко мне с предложением стать взломщиком, я бы только рассмеялся. Не важно кто бы это был. Хоббит или Верзила. Я так понимаю, когда Гхажш разговаривал с Тедди, он прикидывался Верзилой. Не в орочьем же обличье он пиво в Брыле пил? Даже Гэндальфу было бы нелегко уговорить меня на такое дело.
Но раз уж я оказался в несусветной дали от родного дома. Если уж меня занесло на другую сторону Хмурых гор. Взять, и просто вернуться? Не то что бы мне казалось, будто у меня было недостаточно испытаний за дни плена. И за последующие тоже. Но ведь то был плен. И отчаяние одиночества. А плен, как ни крути, может считаться Приключением, только когда закончится. Его приятно вспоминать, а не испытывать. Именно потому и приятно, что это всего лишь мысль о прошедшем. Мой плен, по счастью, закончился, и я теперь был волен сам выбирать себе дорогу. Раз уж дорога завела так далеко, то почему бы и не пройти по ней ещё немного? Чем Туки хуже Бэггинсов? Можете считать мой выбор всплеском туковской крови.
То, что я договариваюсь с орком, меня не волновало. Дело не в различии орков и урр-уу-гхай. Это теперь я знаю, что для урр-уу-гхай долг выше собственной жизни, а орки ценят лишь сиюминутные устремления своей своенравной похоти. И то, что при этом они могут быть рождены одной матерью, как Гхажш с Гхажшуром, ничего не меняет. Тогда я этого не знал. И слова Гхажша о том, что он не орк, а урр-а-гхай, были для меня пустым звуком. Но я видел перед собой самого Гхажша. И, хотите верьте, хотите нет, он мне нравился. Он начал мне чем-то нравиться ещё на берегу маленького лесного озерца, в невообразимо далёкий первый день моего пленения.
К тому же мне просто стало трудно с ним расстаться. Мы легко забываем благодеяния сделанные нам, но долго помним благодеяния сделанные нами. Они дают нам самоуважение. И мне трудно было расставаться с тем, кому я, пусть и невольно, даже не рассчитывая на это, спас жизнь.
Но пуститься в дальнейший путь, не выторговав себе ничего, было бы не по-хоббитски. И не по-туковски тоже. Если уж на мою долю выпало Приключение, что выпадает кому-то из Туков один раз в два поколения, то почему бы не получить от него выгоду? В конце концов, все известные мне хоббиты, испытавшие Приключение, немало из него извлекли. Кроме мастера Фродо Бэггинса, пожалуй, но он-то всегда был странный. Так, по крайней мере, говорят. Наверное, слишком много общался с волшебниками и эльфами. Известно ведь, с кем поведёшься, от того и наберёшься. А волшебники, они такие… Что им наши мелкие заботы?
Договор писали целый день. Сначала Гхажш совсем не хотел его писать, но я настоял. Каждую запись обсуждали долго и подробно, и Гхажш, хлопая себя по бедрам, то и дело восклицал: «Зачем это, нет, объясни, зачем это писать? Так что ли непонятно?» И мне приходилось объяснять.
Ума не приложу, как урр-уу-гхай обходятся без письменных соглашений.
Нет, они довольно часто записывают то, о чём договорились. Но это почти ничего не значит. То есть не обязывает. Такая запись у урр-уу-гхай не договор, а скорее запись-напоминание, памятка. Чтобы не забыть, о чём точно договаривались. Потому что сама запись для них – лишь повод для дальнейших переговоров, объяснений и договоров. Никакое соглашение никогда не бывает окончательным. Это одна из странных для меня особенностей жизни урр-уу-гхай. Среди них, если хочешь чего-то добиться, приходится непрерывно учитывать десятки разных мнений. Даже тех, кто тебя, казалось бы, никаким боком не касается. У настоящего урр-а-гхай, родившегося и выросшего в буурзе, я имею ввиду, это умение проявляется само собой. Словно впитывается в кровь с молоком матери. Они даже не задумываются над этим.
У этого правила есть только одно исключение. Начальники воинских отрядов, атагханов то есть, редко тратят время на объяснения. На войне оно не всегда бывает. Воины это знают и доверяют тому, кто отдаёт приказы. Тем более что они сами его выбирают. Но вот когда ат-а-гхан только собирается, тогда уж будущий начальник вдоволь наобъясняется: зачем, почему и для чего ему нужна дружина.
Степень доверчивости урр-уу-гхай к «своим» меня до сих пор потрясает. Равно, как и степень недоверчивости к «чужим». Иногда мне кажется, что они совсем не понимают, как можно иметь дело с тем, кому не доверяешь. Изречение «доверяй, но проверяй» для них всего лишь пустые слова. Тем, кого они считают «своими», урр-уу-гхай доверяют безоглядно. Самое забавное, что стать для них «своим» не так уж и сложно. К любому, кто открыто не причиняет им зла, они довольно скоро начинают относиться как к «своему». Каждый, кто не проявил себя как «чужой», имеет возможность стать для них «своим». Это чрезвычайно притягательно для всех, кому удалось узнать их поближе. Я не только о себе говорю. Эта доверчивость тоже отличает их от орков. Но бойтесь обмануть доверие. Обман доверившегося – нет для урр-уу-гхай преступления страшнее. Потому «волчьи» атагханы и вырезают безжалостно орочьи вольные ватаги. Чистокровный орк, мордорский например, может рассчитывать на пощаду. И любой открытый враг тоже. Но тот, кто стал орком по собственной воле – никогда. Для предателей нет жизни. Для них есть только смерть.
При всём при том урр-уу-гхай довольно часто применяют обман и всяческие уловки. На войне. Но на то она и война. Путь обмана. «Враг должен быть осмотрителен, – сказал как-то Гхажш. – Если ты кому-то враг, то сам и должен смотреть, чтобы тебя не обманули. А если обманули, то и пеняй на себя сам. Врагу положено быть хитрым и подлым».
