– Гхай мог убить парня, и это сорвало бы наше с тобой дело. Это ты называешь верным?
– Ты же сам заставил их решать эту задачу. По договорённости, они должны были дать приют «летучим волкам», а ты заставил их думать о том, может ли не родившийся в буурз быть воином и иметь имя. Им было от чего растеряться.
– А что мне оставалось делать? «Волки» погибли, некого было оставить вместе с ним в лесу. Один он в Лихолесье и ночи не проживёт, ты же понимаешь. За огхром всё равно надо было сюда идти. Так оно и получилось. Не мог же я тащить его сюда, как пленного. А потом идти с ним до конца?
– Шагхрату опасно иметь привязанности.
– Я знаю. Но дело не в том, что он мне жизнь спас. Он мне просто нравится. Понимаешь, нравится. Он крепкий гхай. Много крепче, чем кажется. Многие из наших могли бы у него поучиться.
– Понимаю. В молодости я имел дело с такими, как он. Поэтому и говорю тебе, что ты напрасно винишь старух. Ты оставил им возможность устроить парню проверку, и они ею воспользовались. В конце концов, только это могло убедить весь буурз в том, что парень не зря носит имя.
– Наверное, ты прав. Но дело было под угрозой.
– Дело было под угрозой, и это твоя ошибка. Такие вещи не делаются с наскока. Запомни, иначе когда-нибудь расстанешься с головой. Ты понял?
Скрипнула лежанка, и голос Гхажша сказал: «Так есть, понял. Моё сердце в твоих руках».
«Садись, – прошелестел старец. – Надо подумать, что мы будем делать дальше. „Волков“ больше нет. Вряд ли мы сумеем подготовить новый такой ат-а-гхан До конца лета. Или вызвать другой из Гундабада или Карндума. А в Гхазатбуурзе готовятся к войне. Там на счету каждый клинок».
Я тихонько кашлянул. «Кто там?» – спросил из-за печи Гхажш. Я вышел.
– А, это ты, – Гхажш даже не казался удивлённым. – Мы как раз о тебе разговариваем.
– Я слышал.
– Тем лучше, меньше объяснять. Познакомься.
На лежанке сидел сморщенный сухонький старичок. Сгорбленные плечи редкие перья седых волос на голове. Прямо старичок-одуванчик. Если бы не морщинистое зверовидное лицо и взгляд. Есть такое выражение – «цепкий взгляд». Так вот, взгляд у старичка был не просто цепкий, а, я бы сказал, когтистый.
Старичок взглянул на меня, и мне показалось, что я чувствую, как его зрачки вспарывают мне кожу на груди. «Узнаю руку Гхажшура, – сказал он. – Тебе повезло, малыш, после него обычно находили лишь нарезанную ленточками кожу».
«Малыш». Даже обидно. Вряд ли он был намного выше меня.
– Почему ты молчишь? – спросил старик.
– А что я должен говорить? – в свою очередь спросил я.
– Обычно младший первым называет своё имя, – пояснил старик. – Ты теперь урагх, тебе надо привыкать к нашим обычаям.
– Моё имя Чшаэм, – сказал я. – И прошу меня простить, если я невольно обидел Вас. Я плохо знаю обычаи урр-уу-гхай. У меня не было времени узнать их лучше.
– Нет нужды в извинениях. Моё имя – Угхлуук. Если звуки Тёмной речи трудны для тебя, то ты можешь говорить – Кошмар[35] .
– Звук речи урр-уу-гхай не пугает меня, – пожал я плечами, – Угхлуук. Я правильно произношу?
– Правильно, – кивнул старик. – Но это не очень важно. Наш народ долго был рассыпан на части. То, что правильно здесь, может оказаться неправильным в Гундабаде или в Гхазатбуурзе. Не придавай этому большого значения. Даже если твоя речь будет звучать непривычно для чьего-то уха, главное, чтобы тебя понимали. А это зависит не столько от слов, сколько от поступков.
– До сих пор, – заметил я, – мне удавалось находить в других понимание.
– Постарайся, чтобы так продолжалось и далее. Ты хотел ему что-то сказать, Гхажш.
– Да, – Гхажш повернулся ко мне. – Гхай просится идти с нами.
– Я тут причём? – удивился я. – Ты же шагхрат, ты и решаешь, кто с нами идёт. До сих пор ты меня не спрашивал.
– Так он же твой кровник, – терпеливо пояснил Гхажш. – Он считает, что теперь должен защищать твою спину, таков обычай. Поэтому идёт он с нами или нет, должен решать ты.
– А ты что посоветуешь?
– Гхай – неплохой боец, в Лугхбуурзе его клинок может пригодиться. Если ты не держишь на него зла, то его можно взять.
– Мне не за что на него злиться, пусть идёт.
– Тогда скажи ему об этом сам. Он на заднем дворе. С Мавкой любезничает.
«Любезничает». Это мне не понравилось. Пожалуй, было бы, действительно, лучше, чтобы Гхай ушёл с нами.
Когда я появился на заднем дворе, Гхай и Мавка сидели рядышком на валяющемся у дальнего плетня бревне. Гхай что-то рассказывал и оживлённо размахивал руками. Мавка заливисто хохотала. Эта картина не понравилась мне ещё больше, чем слова Гхажша.
Увидев меня, Гхай вскочил, а Мавка оборвала смех и прикрыла рот ладошкой, но видно было, как в глазах у неё прыгают смешинки.
– Ты пойдёшь с нами, – сказал я Гхаю. – Мы с Гхажшем так решили. Тебя отпустят?
– Меня? – возмутился, было, Гхай, но спохватился. – Старухи не будут возражать, если отец найдёт мне замену на болоте, а с ним я уже договорился. Он считает, что мне будет полезно посмотреть, как выглядит мир за болотами.
– Он большой, – сообщил я мрачно. – Очень большой. Так что иди готовься к долгой дороге.
– Да я уже готов, – Гхай намёков не понимал. – Кугхри наточен, мешок жёны собрали.
– А у тебя есть жёны? – изумился я. Я-то ещё и одного раза не был женат, а он говорил о «жёнах».
– Две, – как что-то само собой разумеющееся ответил Гхай. – Я же урагх. Если бы даже не успел жениться в снагах, то урагху трудно остаться бобылём. У меня есть жёны, и они будут обо мне плакать, пока я в дороге, – закончил он гордо.
– Сходи, простись с ними получше, – посоветовал я ему, – чтобы они не начали плакать, пока ты ещё здесь.
– А мы что, уже уходим? – забеспокоился Гхай. – Прямо сейчас?
– Это может случиться когда угодно, – мне хотелось отправить его восвояси побыстрее. – Гхажш говорил, что мы потеряли много времени и нам нельзя задерживаться.
После этих слов Гхай, наконец, сообразил, что ему пора уходить и убрался, к большому моему облегчению. Мы сидели с Мавкой на бревне и молчали.
– Не злись, – сказала она и погладила меня по руке. – Я же не могу совсем ни с кем не разговаривать, пока тебя нет. Мы просто поговорили.
