– А большой? – спросил я.
– Ва! Большой? – вскричал Огастин. – Очень, очень большой.
– Вот такой большой, – сказал великан и шлепнул себя по бедру, а оно у него было с бычий окорок.
– Мы с самого утра ходили по лесу, сэр, – объяснил Огастин. – Потом увидели этого боа. Мы побежали быстро-быстро, но поймать не сумели. Эта змея очень сильная. Она ушла в нору под землей, а у нас не было веревки, и мы не могли ее поймать.
– А вы кого-нибудь оставили сторожить нору, чтобы боа не убежал в лес?
– спросил я.
– Да, сэр, двоих оставили.
Я повернулся к Бобу.
– Ну вот, тебе повезло: настоящий дикий питон заперт в норе. Пойдем попробуем его взять?
– Господи, конечно! Пойдем сейчас же, – загорелся Боб.
Я обратился к Огастину.
– Пойдем посмотрим, что за змея?
– Да, сэр.
– Вы подождите немного. Сперва надо взять веревку и ловчую сеть.
Боб побежал к груде снаряжения, чтобы раскопать там веревку и сети, а я наполнил две бутылки водой и вызвал нашего боя Бена, который сидел на корточках у черного хода и завлекал своим красноречием любвеобильную прелестницу.
– Бен, оставь в покое эту легкомысленную женщину и приготовься. Мы отправляемся в лес ловить боа.
– Слушаюсь, сэр, – сказал Бен, с сожалением покидая свою приятельницу.
– А где этот боа, сэр?
– Огастин говорит, он в норе под землей. Для этого ты мне и нужен. Если нора такая узкая, что мы с мистером Голдингом не сможем туда пролезть, ты заберешься внутрь и поймаешь боа.
– Я, сэр? – переспросил Бен.
– Да, ты. Полезешь в нору один.
– Ладно, – ответил он с философской улыбкой. – Я не боюсь, сэр.
– Врешь, – сказал я. – Сам знаешь, что безумно боишься.
– Ничуть не боюсь, сэр, честное слово, – с достоинством возразил Бен. – Я никогда не рассказывал масе, как я убил лесную корову?
– Рассказывал, два раза, и все равно я тебе не верю. А теперь ступай к мистеру Голдингу, возьми веревки и сети, да поживей.
Чтобы попасть туда, где прятался наш зверь, надо было спуститься с холма и переправиться через реку на большой лодке, по форме похожей на банан. Сделана она была, наверно, лет триста назад и с тех пор медленно приходила в негодность. Веслом орудовал глубокий старик, у которого был такой вид, словно его вот-вот хватит удар. Мальчишка, его помощник, вычерпывал воду. Это был неравный поединок, так как мальчишка был вооружен всего-навсего ржавой консервной банкой, а борта у лодки напоминали решето. К тому времени, как лодка достигала противоположного берега, пассажиры оказывались в воде дюймов на шесть.
Когда мы со своим снаряжением подошли к причалу – сглаженным водой ступеням в гранитной скале, – лодка стояла на той стороне. Пока Бен, Огастин и богатырь-африканец (мы прозвали его Гаргантюа) во всю глотку орали перевозчику, чтобы он мигом возвращался, мы с Бобом присели в тени и стали рассматривать местных жителей, которые купались и стирали белье в бурой воде.
Стайки шоколадных мальчишек с визгом прыгали с камней в воду и тотчас выныривали, сверкая розовыми пятками и ладонями. Девочки, более застенчивые, купались в саронгах, но когда они выходили из воды, ткань так плотно облегала тело, что, собственно, ничего не скрывала. Один карапуз лет пяти-шести, не больше, высунув язык от напряжения, осторожно спускался вниз по скале. На голове у него был огромный кувшин. Добравшись до берега, малыш не стал ни раздеваться, ни снимать кувшина с головы, а вошел в реку и медленно, но решительно двинулся вперед, пока не скрылся весь под водой. Только сосуд словно чудом сам скользил по поверхности, да и он вскоре исчез. Несколько секунд ничего не было видно, потом кувшин показался опять, теперь уже передвигаясь в сторону берега, и наконец вынырнула голова мальчугана. Он громко фыркнул, выпуская воздух из легких, и осторожно пошел к берегу с полным кувшином. Бережно поставив его на каменный выступ, он вернулся в реку, по-прежнему не раздеваясь. Откуда-то из складок извлек обмылок и одинаково добросовестно намылил и себя и свой саронг. Когда мыльная пена превратила его в розового снеговика, мальчик окунулся, смыл ее, вышел на берег, снова водрузил сосуд себе на голову и не спеша поднялся вверх по скале. Превосходная африканская иллюстрация к теме «время и движение».
Лодка уже подошла. Бен и Огастин горячо спорили с престарелым перевозчиком, требуя, чтобы он отвез нас к широкой песчаной косе в полумиле выше по течению. Тогда нам не надо будет идти целую милю по берегу до тропы, ведущей в лес. Но старик почему-то заартачился.
– В чем дело, Бен? – осведомился я.
– А! – сердито повернулся ко мне Бен. – Этот глупый человек, сэр, отказывается везти нас вверх.
– Почему вы отказываетесь, мой друг? – обратился я к старику. – Если вы отвезете нас туда, я заплачу больше, и в придачу вы еще получите подарок.
– Маса, это моя лодка, если я ее потеряю, я не смогу больше зарабатывать деньги, – твердо ответил старик. – Не будет еды для моего живота… Ни одного пенни не получу.
– Но как же ты потеряешь лодку? – удивился я.
Я хорошо знал этот участок реки. Там не было ни порогов, ни коварных стремнин.
– Ипопо, маса, – объяснил старик.
Я вытаращил глаза. О чем толкует этот лодочник? Ипопо, что это такое – какой-нибудь грозный местный ю-ю, о котором я до сих пор не слышал?
– Этот ипопо, в какой стороне он живет? – Я старался говорить увещевающе.
– Ва! Маса никогда не видел его? – Старик был поражен. – Да вон там, в воде, около дома окружного начальника… огромный такой, как машина… ого!.. силища страшная.
– О чем это он говорит? – недоумевающе спросил Бен.
Вдруг меня осенило.
– Это он про стадо гиппопотамов, которые обитают в реке по соседству с домом окружного, – сказал я. – Просто сокращение необычное, вот и сбило меня с толку.
– Он думает, что они опасны?
– Очевидно, хотя я не понимаю – почему. Прошлый раз, когда я здесь был, они вели себя тихо.
– Надеюсь, они и теперь тихие, – сказал Боб.
Я снова повернулся к старику.
– Послушай, мой друг. Если ты отвезешь нас вверх по реке, я заплачу шесть шиллингов и подарю тебе сигарет, хорошо? А если ипопо повредят твою лодку, я дам тебе денег на новую, ты понял?
– Понял, сэр.
– Ну, согласен?
– Согласен, сэр, – ответил старик; алчность взяла у него верх над осторожностью.
Лодка медленно пошла против течения. В ней было на полдюйма воды, и мы сидели на корточках.
– Не верится мне, что они опасные, – заметил Боб, небрежно опустив пальцы в воду.
– В прошлый раз я подходил к ним на лодке на тридцать футов и фотографировал, – сказал я.
– Теперь эти ипопо стали злые, сэр, – возразил бестактный Бен. – Два месяца назад они убили трех человек и разбили две лодки.
– Утешительное сообщение, – сказал Боб.
Впереди из бурой воды торчали камни. В другое время мы бы их ни с чем не спутали, теперь же каждый камень напоминал нам голову гиппопотама – злого, коварного гиппопотама, подстерегающего нас. Бен, вероятно вспомнив свою повесть о поединке с лесной коровой, попытался насвистывать, но это у него вышло довольно жалко, и я заметил, что он тревожно рыскает взглядом по реке. В самом деле, гиппопотам, который несколько раз нападал на лодки, входит во вкус, словно тигр-людоед, и всячески старается сделать людям гадость. Для него это становится своего рода спортом. А меня вовсе не соблазняла схватка над двадцатифутовой толщей мутной воды со зверюгой весом в полтонны.
Я заметил, что старик все время прижимает лодку к берегу, крутит и так и этак, стараясь идти по мелководью. Берег был крутой, но весь в выступах – можно выскочить, коли что. Скалы смяты гармошкой, словно кто-то бросил здесь кипу толстых журналов, а они окаменели и обросли зеленью. Примостившиеся на скалах деревья простерли свои ветви далеко над водой, и мы бросками, по-рыбьи, шли сквозь тенистый туннель, спугивая то зимородка, который голубым метеором проносился перед самой лодкой, то бородатую ржанку – она улетала вверх по течению, глупо хихикая про себя и задевая лапами воду. По бокам клюва у нее нелепо болтались длинные желтые сережки.
