Прежде чем дать ответ, я серьезно обдумал его вопрос. Подвох казался мне очевидным. Согласись я с тем, что природа души божественна, я поставил бы себя на один уровень с Богом. Если я скажу нет, то тем самым поставлю под сомнение Его величие и непременно уличу себя в связях с дьяволом. Оба ответа вели на костер.
— Душа… не божественна сама по себе, — ответил я после тяжких и долгих раздумий, — но способна приобретать божественность.
Наши взгляды сошлись, и в тот миг мне показалось, будто в его глазах вспыхнул проблеск восторга.
И тут же потух.
— Тогда скажите-ка мне, доктор Ди, каким образом душа приобретает божественность?
Я не поддался панике. Мне стало ясно, что ему поручено выискать теологические свидетельства моей преданности протестантству. Вот в чем было все дело. Сторонники королевы Марии пытались обнаружить заговор с Елизаветой в центре.
— Через молитву, — ответил я. — Через страдания. И, возможно… через знание.
— И как вы думаете: что же это за знание?
— Библия… — Я понял, что ему этого недостаточно, и решил рискнуть. — И еще… сокровенное учение евреев.
Отрывистое дыхание Боннера выдавало его интерес.
— Как же стать посвященным в это сокровенное учение?
За долгие месяцы после нашей беседы много свечей истлело в раздумьях над этим вопросом. Я ожидал мясника, но встретил человека с подлинным даром проникать в состояние человеческой души.
Интерес Боннера к сокровенному спас меня от костра, и с тех пор между нами завязалась неожиданная дружба. Он даже сделал меня на некоторое время своим капелланом, и далеко не одну ночь провели мы с ним за беседами об алхимии и Каббале.
Я встал и прошел к комоду, взял в руку зеркало. На меня смотрело бледное лицо с темно-русыми волосами. В его глазах я видел то, что иной назвал бы добротой, иной — сожалением, но я… теперь я назвал бы это потерей.
— Скажите, Нед… как человек, умеющий слушать…
— Я начал глохнуть, Джон, и стараюсь слышать как можно меньше.
— Не доходили, часом, до вас слухи о магии против королевы?
— Вроде твоего колдовства против Марии? — Боннер загоготал так, словно рухнула каменная стена.
— В форме восковой куклы в гробу. Некоторые детали проработаны довольно старательно. Вам не известен кто-либо или какое-нибудь общество, кто замышлял бы?..
— На что ты намекаешь — колдовство или папство? Французы не боятся магии так, как мы. Раз они решили, что это поможет низвергнуть Бет и вернуть Марию Стюарт, то не остановятся и перед магией.
— Разве я упомянул французов?
— А кто еще? Всегда проклятые французы. Они ненавидят ее страстно. А с Марией Шотландской замужем за принцем… спроси-ка любого француза, и он скажет тебе, что английская королева — ведьма. Яблоко от яблони… Дьявольское отродье. Отсюда: Англия при Елизавете — грязный рассадник черной магии.
— Кто в такое поверит?
— Хочешь сказать, что ты не веришь? — Боннер приподнялся с кровати. — Хочешь сказать мне, что всякие суеверия — амулеты, талисманы, предсказания будущего, гадания — не расцвели буйным цветом с тех пор, как мы перестали сжигать на кострах? С тех самых пор, как малышка Бет решила пожить и дала пожить другим?
— Нед, это просто…
— Чистейшая правда! Просто удивляюсь, как это человек с такими необычными дарованиями, как у тебя, может пройти мимо этого факта с закрытыми глазами. Оно повсюду, Джон. Никто, конечно, не говорит, что простой народ Англии не живет в постоянном страхе пред ним… но это знамение времени. Потому все, что связывает королеву с тем миром — восковые куколки, что хочешь, — добром не кончится. И потому ей не стоит совать свой нос в волшебные предания об Артуре. Пойди и скажи ей об этом.
— Мне не дают шанса.
— Естественно… — Боннер широко улыбнулся. — Ей, кроме того, не следует иметь дело с такими, как ты.
— Хм… — С меня было достаточно. — Разве при французском дворе нет их собственного… толкователя сокровенного?
— Кто это? Нострадамус? Добрый католик, пророк в ветхозаветных традициях. Французы раболепно преклоняются перед каждым его словом — и пророками вообще, поскольку безвременная смерть их бывшего короля была предсказана во всех мелочах.
Я не встречался с Нострадамусом, врачом по образованию, чей неожиданный, ошеломительный успех как предсказателя, кажется, во многом был обязан его утверждению при французском дворе и нарочитому использованию стихов в предсказаниях. Несмотря на то что его астрологические расчеты были небрежны и неточны, я, однако, счел своим долгом наблюдать за его работой и хранил в своей библиотеке несколько его календарей и подлинных манускриптов, купленных мною совсем недорого в Лёвене, где к этому человеку относились с ученым презрением.
Боннер откинулся назад. У него был довольный вид.
— Знаешь, Джон… Мне хорошо в тюрьме. Самое время и место поразмышлять, в усердной молитве, о том, что я совершил и чем прогневил Бога. Молитва и молчание. И самоотречение.
— Самоотречение?
Я поднял кувшин со стола и принюхался. Я не знаток изысканных вин.
— Один совет. — Боннер подался вперед. — Пусть кости Артура лежат, где лежат. От них всегда одни неприятности.
— Боюсь, у меня уже нет выбора.
— Что же касается Гластонбери… говорят так, что после того, как разрушили аббатство, он стал похож на дом для умалишенных… только без стен.
Веселость снова вернулась к епископу, вспыхнув, точно сухая лучина, и зеркало на комоде задрожало от его гогота.
Глава 9
ПРИЗВАНА НА СЛУЖБУ
К концу дня маяк судьбы вновь подмигнул мне проблеском огонька. Предупреждение обеспокоило меня не на шутку.
В середине дня я еще раз навестил Джека Симма, собираясь просить его и матушку Фальдо присматривать за моей матерью, пока я буду в отъезде. В очередной раз, прижимая указательный палец к губам и показывая большим в сторону своего дома, где осталась жена, он увел меня подальше от двери. К опушке рощи, теперь нежно-зеленой от первых набухших сережек.
— Как долго вас не будет, доктор Ди?
— Недели три, может быть, четыре… Джек, тут что, все с ума посходили? Мать говорит, что люди странно на нас смотрят. Вы заявляете, что меня подозревают в черной магии. Разве я…
— Не-а… просто вы чересчур умный, на свою беду. Нынче трудные времена. Вы видели слишком много заговоров.
— И кое-кто не преминул бы погреть руки на моей дурной славе, — сказал я. Потом поведал ему историю о торговце пророчествами доктора Ди. — Слышали об этом?
— Нет, но это должно было рано или поздно случиться. Всегда хватает охотников до предсказаний, даже если они теперь запрещены законом. Даже астрологические — незаконны, если предрекают будущее королевы, так, кажется?
— Да, если подстрекают к государственной измене.
— Кроме ваших, конечно.
— Кажется, так.
— Ходите по краю, доктор Джон.
— Знаю.
Я прижался спиной к шершавому стволу дуба. Памфлетист в павлиньей шляпе уже воскрес в моей памяти вместе с Джорджем Феррерсом, главой рождественских увеселений, — в образе умалишенного шута в рогатом колпаке с бубенцами и сучковатой палкой с привязанной к ней сосновой шишкой. Когда я сказал Джеку Симму, что в толпе нашлись люди, которые без раздумий отправили бы меня на костер, он ничуть не удивился.
— Сами видите: беспорядок в вере. Большинству простых людей точно известно только то, каким должен быть проклятый Сатана. Предсказателей полно повсюду, и все практикуют тайное ремесло.
— Все-таки… — Неужели Боннер был прав? — …Теперь не настолько тайное, как раньше?
Джек наклонился и поднял с земли почерневший желудь.
— Мне пришлось прикрыть торговлю, когда поползли слухи, будто я распространяю любовное зелье. Ко мне шли старики и говорили, что слышали, якобы толченый бараний рог может вернуть им мужскую силу. «Тогда отчего бы вам не попробовать растереть рог в порошок?» — отвечал я. А они опускали глаза и мямлили, что, дескать, надо еще кое-что… Теперь видите? Есть тонкая черта, которую я побоялся перешагнуть.
