На хорошем уступе человек может закрепиться и передохнуть; но убежище под комингсом было не так безопасно. От ветра оно защищало, но первая же волна, хлынувшая через поручни - а налететь она могла в любую минуту, унесет его с собой. Она Ниагарой низвергнется с наклонной палубы, и тут не удержишься никакими силами. Даже если он привяжет себя веревкой, волна размажет его по железу, как яйцо. А она может налететь в любую минуту. И сделать ничего было нельзя - даже с помощниками. Крышки смыло за борт. Сколько бы ни было рук, пронести большие доски по узким ходам, заслоненным от ветра, невозможно. Придется ждать затишья в центре, а устоит ли судно до тех пор - решать небу. Ему же надо возвращаться, пока не накрыло волной. Крышки смыло в море, но брезент, как ни странно, уцелел и лежал кучей, прижатый к палубе. Только Бакстон повернул обратно, как брезент взвился черной стеной. Он сшиб его и накрыл, придавив к палубе своей жесткой тяжестью. И тут пришла волна. Хлынула через фальшборт - бог знает сколько тонн. Она помчалась по палубе, в сажень глубиной; своей тяжестью она чуть не раздавила Бакстона под брезентом: жесткая просмоленная ткань облепила его тело, как литейная форма. Волна прокатилась к подветренному борту и ушла через другой фальшборт; судно будто споткнулось и приподнялось. Бакстон под брезентом не только остался жив - он почти не намок.
Помятый и обалделый, забыв осторожность, он выполз, и на него обрушился ветер. Это было все равно как если бы оступился и упал со скалы альпинист. Только вместо земного притяжения действовал ветер, и ветер швырнул его к средней надстройке, где Бакстон врезался в ту же дверь, из которой недавно вышел.
5
Ничего нельзя было сделать на носовой части палубы, но оставались еще кормовые люки. Их тоже могло разворотить. Колодезная палуба там лучше защищена от ветра; возможно, там удастся что-то сделать - если надо и если он наберет достаточно народу.
Сперва мистер Бакстон зашел в салон - и нашел там мистера Рабба; ясными голубыми глазами тот смотрел в пространство перед собой, словно самый свирепый шторм не мог нарушить его спокойствия. Для человека, отчаянно нуждавшегося в помощи, это было утешительное зрелище. Мистер Бакстон позвал его.
В коридоре он встретил мальчика Беннета с одним лишь китайцем-боцманом: остальные китайцы не захотели идти. Сидят кучкой на полу, ни за что не держатся, ездят от качки и только тихо блеют, когда стукаются о стену.
Потом появился высокий практикант, Филлипс. Итого пятеро. Впятером можно что-то сделать. Они двинулись к юту. И из укрытия за средней надстройкой увидели, что нужно сделать. Шестой люк тоже разворотило. Но доски в море не унесло. Если удастся хотя бы некоторые вернуть на место, их можно привязать - воды будет поступать меньше. И место не такое открытое. Должны справиться.
А там уже был мистер Фостер, возился с талрепом мачтовой оттяжки несмотря на стопор, талреп начал развинчиваться. Но Фостер слишком занят своим делом и не сумеет им помочь.
Теперь - броском туда.
Броском туда - немедля. Но почему-то ноги не хотели слушаться мистера Бакстона. Тело подалось вперед, а ноги будто уползали из-под него назад, как кролики, норовили шмыгнуть в норку. Здесь полегче, чем на носу, сказал он себе, гораздо легче. Безопасно, как в доме. "Пошли!" - крикнул он и бросился вперед.
Беннет и Филлипс рванулись за ним, как собаки, спущенные с поводка. Им, новичкам, еще в голову не приходило бояться. Они увидели, что пошел мистер Бакстон, - и они пошли. И рухнули прямо на него.
Бакстон мигом выбрался из-под них и принялся за работу раньше, чем они успели сообразить, что к чему. Одну за другой они перетащили секции крышки, лежавшие с подветренной стороны у шпигатов. Затем Бакстон с Филлипсом оседлали балки люка над зияющим трюмом, а Беннет подавал доски с палубы. Это было самое трудное - поднимать крышки, когда их не подпирает ветром. Ни мистер Рабб, ни боцман не появились. Для помощника капитана и двух юнцов это была тяжелая работа. Они уложили три секции и привязали. Когда они взялись за следующую, ветер ударил с удвоенной силой. Мистер Бакстон и Филлипс повисли под своими балками, как два ленивца. Доска, вырвавшаяся у них из рук, сшибла беднягу Беннета, отбросила к шпигату, и он затих там, в пене.
Мистер Бакстон подтянулся и хотел идти за ним, но в это время разбуженный водяными затрещинами Беннет сел. Первым, что он увидел, была его нога - отогнутая в сторону под прямым углом над щиколоткой. Господи, подумал он, ногу сломал; скоро очень заболит. Скорее выбраться отсюда, пока не начала. Он неуверенно двинулся, и она отвалилась. Сидя в воде, он покраснел от стыда: какой же осел! Вообразить, что сломал ногу! Да, это был всего лишь башмак, - он наполовину слез, пока тащило по палубе, и, пустой, согнулся. Беннет натянул его и ждал момента, чтобы броситься к комингсу.
Бакстон между тем размышлял. Ноги его к этому времени осмелели, но на душе было неспокойно. По правилам, конечно, они должны оставаться здесь, пока не закрепят последнюю секцию. Но он не хотел губить ребят. Они настоящие львята. Позор, если мальчики погибнут, а блеющие китайцы останутся живы. В этот раз Беннет чудом уцелел. Так или иначе, путь воде в шестой люк они в основном преградили. "Пошли", - снова крикнул он, и все трое бросились к юту. Они прижались к выступу, под которым была расположена рулевая машина.
И вовремя: тут же ветер задул в полную силу, и с колодезной палубы их просто снесло бы.
Все хорошо, пока ты из последних сил исполняешь приказ; но сидеть без дела - другая история. Теперь молодые огляделись, и им стало страшно; они решили, что конец близок. Холодная вода в их одежде начала медленно ощупывать теплую кожу. Этого не выдержит ни одно судно. Оба стали молиться про себя - надеясь, что другой об этом не догадается. "Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться, - звучало у Беннета в голове. - Он насытит меня на злачных пастбищах и приведет меня к водам тихим. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла: Твой жезл и Твой посох, они успокоят меня". Дальше он не помнил; поэтому начал снова: "Господь Пастырь мой..." Это была детская магия: она охраняла его от диких зверей темноты, когда его отправляли одного наверх. С тех пор он не прибегал к ней.
