— Гарем налево, сокровищница направо, гарем налево, сокровищница…
Достигнув развилки, «святой Хызр» затормозил. Левая нога широко шагнула налево, правая — направо, но, в отличие от левой, совсем чуть-чуть. Самую малость.
— Сокровищница направо, — напрягся «святой», пытаясь подтянуть назад левую ногу, но она упорно сопротивлялась.
Багдадский вор застыл, как буриданов осел между двумя кормушками, в позе полушпагата. Сердце его рвалось налево, разум тянул направо. Из ступора «святого» вывели чьи-то осторожные шаги. Вот тут-то он и показал класс. Вор испарился буквально на глазах. Причем абсолютно бесшумно, не звякнув ни одной монеткой из мониста. Мимо авантюриста, вжавшегося со своим мешком в стенку и слившегося с ней, как хамелеон, испуганно озираясь, крался сам светлейший. Достигнув поворота, он воровато оглянулся и свернул в сторону гарема. Удивленный столь странным поведением владыки, Багдадский вор двинулся следом.
— О мои нежные козочки, — с вожделением проблеял эмир, приникая к замочной скважине. Из-за двери раздался многоголосый стон. — Ваш пастух идет к вам.
Евнухи, стоящие на страже, деликатно отвернулись в сторону. Из-за двери послышались томные стенания «козочек». Рука эмира потянулась к связке ключей, висящих на поясе, и… светлейший пошлепал себя по бокам, по пухлому заду и резво распрямился.
— Ты кто такая?
— Гюльчатай, — сочным баритоном сообщил Багдадский вор, пытаясь запихнуть ключи в карман своих латаных-перелатаных зеленых штанов. Это было сделать не так-то просто.
От одного вида задранной вверх паранджи владыка Багдада завибрировал. Он так возбудился, что не заметил ни пыльного халата под паранджой, ни лаптей, ни штанов. Его богатое воображение рисовало нечто иное. Однако как ни выбило из колеи владыку Багдада вольное обращение с паранджой афериста, он нашел в себе силы выхватить из-за пазухи свиток. Эмир развернул его и забормотал, вчитываясь в замысловатую вязь арабских строчек.
— Зухра, Зульфия…
— Я новенькая, — пояснил Багдадский вор, — меня еще в список внести не успели. Видишь, и приданое со мной. — В качестве доказательства он тряхнул мешком и монистами под чадрой.
— Новенькая! — страстно выдохнул владыка, роняя свиток. Глаза его замаслились. — Открой личико, Гюльчатай! Твой повелитель хочет…
— Мой повелитель чего-то хочет?
У дверей гарема неведомо откуда материализовалась девица в воздушной шелковой вуали и встала грудью между Шахрияром и «новенькой».
— Так чего же хочет мой повелитель? — вторично вопросила она, уперев кулачки в крутые бедра, упакованные в полупрозрачные шелковые шаровары. Тонкие стрелки подведенных сурьмой бровей хищно сошлись у переносицы.
— Кисонька моя, — деликатно кашлянул эмир, — это не совсем то, что ты думаешь. Обычная ревизия. За имуществом присматриваю, наложниц пересчитываю…
— А ведь как обещал! — прошипела «кисонька», наступая на изрядно струхнувшего повелителя. — Какие клятвы давал!
— Так, кисонька…
— Бородой пророка клялся! — взвизгнула Шахерезада. — До тысяча первой ночи ты мой! И чтоб я тебя около гарема больше не видела! В покои! Сказку на ночь, и баиньки!
Эмира как ветром сдуло.
— А с тобой, бесстыжая, — прошипела разгневанная фурия, — я попозже потолкую. Как освобожусь. Тогда и разберемся.
Шахерезада пинком вышибла дверь гарема вместе с косяком и зашвырнула туда обалдевшего от такого поворота событий Багдадского вора.
— Дверь железную поставить!
Евнухи замерли, втянув головы в плечи. Шахерезада смотрела на них, как удав на кроликов.
— Ключи мне! Все ясно?
Евнухи торопливо закивали головами. Хозяйка дворца, гордо задрав нос, двинулась в покои эмира читать своему повелителю очередную сказку на ночь, а Багдадский вор, кубарем влетевший в гарем под грохот рухнувшей двери и треснувшей по всем швам паранджи, кряхтя и держась за поясницу, поднялся с пола. Эмирские жены, увидев бороду своей новой подруги, дружно сказали «вах!».
Бедолага тихо сказал «ох!» и на карачках пополз обратно, но было уже поздно. Девять с половиной сотен дозревших без мужиков знойных красавиц Востока медленно наступали на него.
— Я же Хызра… святой… — пролепетал насмерть перепутанный Багдадский вор. Ничего умнее в тот момент он придумать не мог.
— Так просвети нас, грешниц, — жарко выдохнул гарем.
И «святой» понял, что попал. Причем крупно попал…
