Уже с июня крестьяне прекратили вносить арендную плату, нарушая тем самым указания правительственных чиновников. Но немедленно провести аграрные преобразования не удалось. Сначала их задержал острый конфликт с уездным комиссаром Временного правительства Михно, затем — сбор урожая. Чтобы не нарушать производственный процесс, крестьяне отложили основные преобразования до весны. В августе Махно, прикинув размеры передела, все же провел уничтожение земельных документов. Но пока землю делить не стали, чтобы не нарушить ход уборки: «на сей раз ограничились лишь тем, что за аренду помещикам не платили денег, взяли землю в ведение земельных комитетов, а над живым и мертвым инвентарем до весны поставили своих сторожей в лице заведующих, чтобы помещики не распродали его»{38}. Почти то же самое предлагал лидер Партии эсеров, «мужицкий» министр земледелия В. Чернов. Но он не смог «продавить» свою реформу, а махновский Совет провел ее. Уже эта реформа быстро дала результат — крестьяне работали на бывших помещичьих землях не за страх, а за совесть, собрав самый большой урожай в губернии{39}.
И Махно пошел дальше. 25 сентября съезд Советов и крестьянских организаций в Гуляйполе провозгласил конфискацию помещичьих земель и передачу их в общественную собственность. Так Махно решил «вопрос о земле» до всяких Декретов и Законов Учредительного собрания.
4. Не будите спящую анархию
То, что Махно, уже установивший в районе власть Совета, мог делать, согласуясь с настроениями крестьян и рабочих, в Петрограде было предметом сложной многосторонней борьбы.
Министр земледелия Чернов пытался предотвратить распродажу помещичьих земель до основной аграрной реформы, которую по планам эсеров должно было провести Учредительное собрание. Пока ждали созыва всероссийского парламента, помещики пытались «скидывать» земельные излишки, чтобы как можно меньше земель попало под передел. В. Чернов планировал приостановку «земельных сделок, посредством которых у народной власти может утечь между пальцев тот земельный фонд, за счет которого может быть увеличено трудовое землепользование, и переход частной земли на учет земельных комитетов, призванных на местах участвовать в создании нового земельного режима»{40}. Именно это первым делом предпринял Махно при подготовке более радикальной земельной реформы. Чернову это не дали сделать кадеты — либеральные коллеги по правительству, сторонники неприкосновенности частной собственности. Стоит ли оставаться в одном правительстве с такими коллегами. А с кем тогда? Может быть, попробовать в качестве младших партнеров большевиков, влияние которых растет, а лозунги — лишь радикальное и грубоватое выражение программы эсеров и социал-демократов?
Идея власти советов уже не казалась такой наивной, как в апреле 1917 г., потому что советы быстро развивались. Они превратились в хорошо организованные представительные органы, тесно связанные с предприятиями и военными частями, реально решали вопросы социально-экономической жизни. Интеллигенты-социалисты наладили документооборот и поддерживали основы демократической процедуры в советах. Пока не прошли всеобщие выборы, советы вполне могли играть роль представительных органов и придать устойчивость, дополнительную опору демократической власти. В конструктивной атмосфере прошли первые съезды крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. Несмотря на то, что съезды не представляли всего населения, они несомненно опирались на большинство активного населения страны. То же самое можно сказать и о парламенте. Это естественно наводило на мысль о возможности превращения Съезда во временный революционный парламент, который мог выполнять функции законодательного и контрольного органа вплоть до созыва Учредительного собрания. Это позволило бы начать социальные реформы, которых все ждали, восстановить обратную связь между правительственной верхушкой и широкими слоями населения. Пока такая связь поддерживалась только через партии, конфликтовавшие между собой. В случае передачи власти советским структурам удалось бы получить опору для правительства в лице более широких слоев населения, в том числе и радикальных масс, которые шли за анархистами и большевиками. Так что летом 1917 г. значительная часть социалистов стала понимать, что Ленин-то был не так уж и не прав, предлагая передать власть советам.
Не удивительно, что подобная перспектива не устраивала кадетов советы были главным противовесом идее «сильного», то есть в ситуации 1917 г. авторитарного элитарного правительства. А именно о таком правительстве мечтали либералы, чтобы можно было провести, выражаясь словами конца XX века, «шоковую терапию». Советы не дали провести «оздоровление экономики» в интересах буржуазии. Но перспектива потерять союз с бизнесом и другими, как тогда говорили, «цензовыми элементами» пугала и умеренных социалистов, которые видели в разрыве с буржуазией опасность экономического саботажа и отсутствия поддержки справа в борьбе против большевизма (именно это обстоятельство заставляло часть лидеров социалистических партий до последнего момента отвергать идею правительства без либералов). Возражая Чернову, добивавшемуся создания правительства без кадетов, другой лидер эсеров А. Гоц говорил: «Слева большевики травят десять “министров-капиталистов”, требуют, чтобы мы от них “очистились”, то есть остались без союзников и скатились им прямо в пасть». Все более явная угроза со стороны «анархо-большевизма» пугала умеренных социалистов.
Таким образом, перед страной встала дилемма — сохранение либерально-социалистической коалиции до Учредительного собрания или создание однородного (без либералов) социалистического правительства из всех советских партий, ответственного перед Съездом советов или его органами, втягивание «анархических» масс в процесс социальных преобразований, по возможности конструктивных.
Поскольку правительство оставалось фактически безответственным и не имело прочной опоры в советах, каждый политический кризис немедленно оборачивался митинговыми страстями и серьезными столкновениями.
Тем более, что нарастание экономических проблем и отсутствие социально ориентированных преобразований толкали все новые и новые группы рабочих под флаги радикалов — большевиков и анархистов.
В июне — начале июля головной болью правительства были не столько большевики, сколько анархисты. Они «окопались» на Выборгской стороне, где успешно вели агитацию среди рабочих. В февральские дни анархисты обзавелись недвижимостью, как и другие партии — самозахватом. В занятом ими особняке Дурново был устроен лекторий. Но вот с печатанием газет и листовок у анархистов были проблемы — типографий им не досталось. 5 июня лидер Петроградской федерации анархо-коммунистов Солнцев во главе группы бойцов захватил типографию газеты «Русская воля», основанной еще Протопоповым — последним царским министром внутренних дел. За газету, которая давно перекрасилась в демократические цвета, вступились умеренные социалисты и большевики. Что получится, если анархисты начнут захватывать газеты и печатать свои листовки тиражами, которыми сейчас печатаются листовки других партий! Получится Бог знает что. Именем Совета и правительства вызвали солдат, на место кризиса прибыли Гоц, Каменев и другие левые деятели. Поддавшись их уговорам, анархисты оставили объект. Но правительство по-своему оценило уступчивость анархистов и решило перейти в контрнаступление. 7 июня министр юстиции распорядился выселить анархистов с дачи Дурново.
Противники анархистов распространяли слухи, что в особняке Дурново организовался настоящий вертеп разбойников. Но когда прокурор прошел в здание, «перед ним предстала неожиданная картина. Ничего ни страшного, ни таинственного он не обнаружил; комнаты застал в полном порядке; ничего не было ни расхищено, ни поломано; и весь беспорядок выражался в том, что в наибольшую залу были снесены в максимальном количестве стулья и кресла, нарушая стильность министерской обстановки своим разнокалиберным видом: зала была предназначена для лекций и собраний»{41}. Более того, в здании помимо анархистов базировалось множество других организаций, включая союз булочников и… районную милицию.
