Заглянем в «Войну и мир»: «Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу. Черты лица ее определились и имели выражение спокойной мягкости и ясности. В ее лице не было, как прежде, этого непрестанно горевшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь часто видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка. Очень редко зажигался в ней теперь прежний огонь. Это бывало только тогда, когда, как теперь, возвращался муж, когда выздоравливал ребенок или когда она с графиней вспоминала о князе Андрее (с мужем она, предполагая, что он ревнует ее к памяти князя Андрея, никогда не говорила о нем) и, очень редко, когда что-нибудь случайно вовлекало ее в пение, которое она сама совершенно оставила после замужества. И в те редкие минуты, когда прежний огонь зажигался в ее развившемся красивом теле, она бывала еще более привлекательна, чем прежде».
Что же тут, скажите, плохого написано про Наташу Ростову? И почему же такая ее трансформация, столь типичная для женщины, возмущала в юности прелестную француженку, которая тем не менее, войдя в возраст, повторила судьбу Наташи: вышла замуж, была некоторое время счастлива в браке, нарожала деток Александра, Федора, Инессу, Варвару. Разве же это не одна из главных миссий любой женщины: дать жизнь? Что тут обидного?
Во времена молодости Инессы пробудившееся женское общественное сознание жаждало активной деятельности. Женщина бежала не в дом, к очагу — а из дому. Это было поветрие. Знамение времени. Закономерность тогдашнего бытия. И это сыграло свою роль в формировании того типа женщины-мутанта, который прошел позднее со своими нерешенными проблемами через весь двадцатый век, неся знамена мужской борьбы, как свои собственные.
Лишь сегодня, возможно, наступает пора отрезвления.
Наступает ли?
Инесса, не принимая женского образа Толстого, всем сердцем приняла, однако, другой женский образ, который не одной Инессе вошел в сердце. Он, как известно, натворил в жизни русских людей немало чудес: Вера Павловна Лопухова-Кирсанова из романа Н.Г.Чернышевского «Что делать?».
Это она, литературное воплощение Ольги Сократовны, жены Чернышевского, сумела, как никто, повлиять на любовные треугольники реальной жизни: одна женщина и двое любящих ее мужчин.
И все трое счастливы!
Двое мужчин любят тебя одну и готовы ради тебя на всяческие подвиги. Какой женщине не понравится такая ситуация?
Счастливая и благополучная жена Александра Арманда, старшего среди братьев, могла далеко не глядеть в поисках третьего угла треугольника, она его и не искала: брат ее мужа Владимир Арманд, в своих революционных воззрениях пошедший дальше старшего брата, исповедовавший социал-демократию, оказался очень близок Инессе. Они полюбили друг друга. Благородный Александр отпустил любимую жену с четырьмя детьми, и она поселилась с новым мужем на Остоженке в Москве для новой, прекрасной, счастливой жизни. Пятый ребенок Инессы — Андрей — был сыном Владимира Арманда.
Владимир, попав под революционное влияние Инессы, безоговорочно принял ее взгляды и пошел за нею, куда она повела его. Путь привел в тюрьму, ссылку, эмиграцию. Схема Чернышевского срабатывала полностью. Бывший муж, Александр Арманд, продолжал любить Инессу, помогал как мог: выкупал ее из тюрьмы, взял всех детей, когда она пошла по тюрьмам и ссылкам, выполнял все ее желания. Новый муж, Владимир, идя за женой в ссылку, терпел лишения, тоже выполнял все ее желания.
А она? Была ли счастлива женщина, построившая любовный треугольник самым благоприятным для себя образом?
Осенью 1908 года Инесса пишет из мезенской ссылки своим друзьям Аскнази: «Разлад между интересами личными или семейными и интересами общественными является для современного интеллигента самой тяжелой проблемой, так как сплошь да рядом приходится жертвовать либо тем, либо другим, да и кто из нас не стоит перед этой тяжелой дилеммой? И как ни вырешишь, одинаково тяжело».
Через несколько дней после того, как было написано это письмо, Инесса бежит из мезенской ссылки, некоторое время проводит в Москве, встречается с детьми, находящимися на попечении Александра Арманда, и нелегально, через Финляндию, бежит за границу, где ее должен ждать заранее уехавший Владимир Арманд. Оттуда она пишет другое письмо тем же Аскнази: «Я, конечно, не подозревала, что ему так худо, и думала, что предстоит лишь небольшая операция — вскрытие нарыва… через две недели после моего приезда он умер. Для меня его смерть — непоправимая потеря, так как с ним было связано все мое личное счастье, а без личного счастья человеку прожить очень трудно».
Но в этом же письме она сообщает о своих намерениях, касающихся совсем иного счастья: «…переехала в Париж — хочу попытаться здесь позаниматься. Хочу познакомиться с французской социалистической партией. Если я сумею, смогу все это сделать, то наберу хоть немного опыта и знаний для будущей работы».
Революционерка Инесса, один раз встав на путь, с пути не сворачивает.
«Где эта прелестная моложавая вдова, медленно приходящая в себя от потери любимого мужа, познакомилась с Лениным? — интересуются исследователи. — В парижском кафе среди социал-демократов или в эмигрантской дешевой столовке? В русской библиотеке на улице Гобелен или в партийной типографии на улице Д'Орлеан? В Брюсселе, где наконец поселилась Инесса, а Ленин приезжал для участия в сессии Международного социалистического бюро?» Известно, что знакомство состоялось в 1909 году.
— Иван Федорович, — выбираю я удачный момент, — у Инессы был роман с Лениным?
— Роман — Арманд, рифма, — закатывает Попов к потолку свои карие глаза. — Вокруг нее всегда царила атмосфера красоты, поэзии, влюбленности.
— Так был у Инессы роман с Лениным?
Попов следит бархатными глазами, как большой мохнатый паук движется по своей невидимой нити между потолком и абажуром.
— Ты боишься пауков?
— Нет.
— Надо его смахнуть. Поди принеси щетку.
Он начинает рассказывать: в Мезени Инесса жила со вторым своим мужем Владимиром, что называется, душа в душу, и все вокруг любовались их отношениями. Но все были влюблены в нее. Она давала уроки французского ему, молодому Попову, и кокетничала с ним напропалую, но в ее кокетстве просматривалась граница, за которую нельзя было переступать. Кокетство ради кокетства — чисто французская черта.
— Вы были влюблены в нее?
— Разумеется. Невозможно не влюбиться.
— Как она относилась к вам?
— Замечательно. Дала мне рекомендацию к Ленину, когда я приехал в эмиграцию, бежав из ссылки. В эмиграции мы с ней особенно сблизились.
— Что значит «особенно сблизились»?
Попов слегка щурится, улыбается:
— Как революционеры.
— Иван Федорович, Инесса когда-нибудь говорила о своем любовном треугольнике в семье Арманд?
— Да. Считала, что смерть Владимира — божья кара за Александра.
— Она? Марксистка?
— Ну и что? Мы говорили о любви. Инесса Федоровна уверяла, что физическое влечение часто не связано с сердечной любовью.
— Вы ей возражали?
— Нет. Она сказала — это было в двадцатом году, — что в ее жизни только однажды эти два чувства совпали: по отношению к Владимиру Арманду. И я был не один при этом разговоре. Человек пять нас было.
— Все-таки был у Инессы роман с Лениным?
— У Инессы Федоровны? Упаси бог! Она любила его как своего Учителя. Мало кто знает, что с книги Ленина «Развитие капитализма в России» — Инесса Федоровна прочла ее, еще живя у Армандов в имении, — началось ее революционное прозрение. Она поверила Ленину как никому. Пошла за ним. Сначала заочно. Потом рядом.
— Но это могло лишь способствовать роману.
— Слушай, ты мне надоела, — говорит Попов, — не было у нее романа с Лениным.
Попов рассказывал:
— Одно время в Женеве мы жили в одном доме: Владимир Ильич и Надежда Константиновна наверху, я — внизу. Он работал днем и ночью. Она говорила мне: «У него железная дисциплина. Организм как часы: увидите, дня через три-четыре сам прервется, и мы с ним уйдем в горы».
