Собственно говоря, с этого момента карьеру можно былое считать удавшейся. Из шеньши и набирали разномастных чиновников - до низшего уровня. Честолюбивый (или особенно алчный) субъект, желавший подняться повыше, мог прорваться на экзамены в главном городе провинции, а после этого, если получится - и в столице. Кроме этого, были и другие бюрократические придумки: существовало Государственное училище, куда принимали особо отличившихся, которым, легко догадаться, было уже проще после соответствующего обучения сдать очередные экзамены. Был еще и своеобразный «кадровый резерв»: специальная комиссия императорского двора изучала кандидатов, дважды проваливших столичные экзамены, и часть из них все же пристраивала на должности вроде начальника уезда. И венчали пирамиду дворцовые экзамены.
Как видим, высокой наукой и не пахнет. Все вышеописанное преследовало одну-единственную цель: готовить государственных чиновников - наместников провинции, начальников областей и уездов, управителей городов, казначеев, судей и прочее, как выражались в России, крапивное семя. Нетрудно догадаться, что на всех этих постах нелегко было выкроить время для ученых занятий. Существовала, правда, в императорском Китае академия с академиками-ханьлинями, но занимались они не наукой, а исключительно составлением летописей, хронологии и толкованием императорских указов…
А главное, свежеиспеченные чиновники вовсе и не горели стремлением заниматься учеными материями. Шеньши обретал более интересные заботы. Кстати, именно эту прослойку мы знаем главным образом не по китайскому названию, а по придуманному европейцами термину «мандарин» (к цитрусовому фрукту это не имеет никакого отношения, поскольку происходит от китайского слова «мандар» - «управитель»).
Эх, как вольготно и сытно жилось господам мандаринам! Вообще-то им тоже приходилось соблюдать некие регламенты, дело в том, что мандарины делились на девять рангов и каждому предписывалось соблюдать кучу условностей касаемо не только одежды, но и жилища. Мандарины первого и второго ранга имели право на фундамент дома высотой в пол-аршина, зеленые ворота и комнаты определенного размера. Мандарины третьей, четвертой и пятой степени должны были иметь фундамент пониже, комнаты поменьше, а ворота исключительно черные. Даже кольца, за которые ворота открывают, строго зависели от ранга: кому положены медные, кому оловянные, кому железные. Точно так же строго было расписано, как должно обстоять дело с зонтиками, посудой, одеждой, шторами и т. д. За малейшее нарушение этой сложной системы мандарину грозило суровое наказание вплоть до разжалования и ссылки.
Однако эти стеснения с лихвой компенсировались теми возможностями набивать карман, которыми каждый мандарин располагал в силу своего служебного положения. Способы, как легко догадаться, давно известны и незатейливы: взятки, казнокрадство и сбор дополнительных налогов в свою пользу, можно было еще брать под покровительство пару разбойничьих шаек, покрывать их, «крышевать» и получать за это процент с добычи - в чем многие обладатели ученых степеней были уличены.
А уж появление мандарина на улице… Каждый его выход из своего дома считался событием торжественным, и потому по обеим сторонам улицы шествовали подчиненные в полном составе. Одни что есть мочи колотили в специальный медный таз и орали, чтобы простонародье, мать его за ногу, не забывало воздавать господину мандарину должные почести, другие направо и налево колошматили электорат особыми палками - кого за недостаточную почтительность, кого за то, что не так стоял, не так свистел…
И вовсе уж нетрудно догадаться, что при таких условиях приличные суммы застревали и в карманах тех ученых господ, что составляли экзаменационные комиссии, а также решали, кого допустить к экзамену, кого отправить восвояси. В конце концов, как и следовало ожидать, богатые соискатели ученых степеней пришли к логичному выводу: а, собственно, зачем уродоваться, пыхтя над сочинением и подсчитывая иероглифы? Не проще ли малость доплатить и получить почетное звание без всякой головной боли?
Этот почин подхватили быстро, и началась откровенная покупка звания шеньши. С тощим кошельком тут делать было нечего: в анналах истории остался пример некоего купца, который заплатил за ученое звание для своих сыновей 136 тысяч лян. Учитывая, что один лян (денежная единица в виде монеты или слитка) весит около 37 граммов, сумма получается приличная…
Маньчжурские завоеватели, пришедшие на смену династии Мин, на систему экзаменов вовсе не покушались, наоборот, еще более ее усложнили - очень уж хорошо, зараза, отвлекала народишко от мыслей о восстаниях и прочей антиправительственной деятельности. Многие тысячи людей не о мятежах думали, а были одержимы прямо-таки маниакальным стремлением получить ученую степень, чтобы подняться на пару-тройку ступенек повыше.
Более того, маньчжуры творчески эту систему развили. Ввели еще экзамены под названием «босюэ хунцы», предназначавшиеся уже не для чиновников, а исключительно для того, чтобы наделить почетными титулами людей книжных, творческих, ученых… чтобы таким образом покрепче привязать их к власти.
Кто-то купился, кто-то нет. В середине XVIII века от этой сомнительной чести отказался высокообразованный поэт и писатель У Цзин-Цзы, знавший изнутри тупое, ограниченное и спесивое «ученое сообщество». Да вдобавок написал считающийся ныне классикой сатирический роман «Неофициальная история конфуцианцев» - первый сатирический роман в китайской литературе, - где великолепно изобразил всю пустоту и ничтожество тогдашнего «ученого мира» и ухитрился после этого прожить еще долго и умереть своей смертью - что не каждому в его положении удавалось…
Европейская система, как видим, была несколько другой: получи в зубы аттестат или диплом - и катись. Но и в Европе, и в Китае, и в Индии события обстояли одинаковым образом: сложилась немаленькая прослойка «образованщины». Тех, кто - частенько без всяких на то оснований - задирал нос, полагая себя образованным, а потому, даже если и не получал «приличного» места, пачкать рук «низким» трудом уже не собирался. Образовалось изрядное количество образованных маргиналов - явление, предшествующим столетиям не известное. В этой-то питательной среде имели большой успех всевозможные радикальные, безбожные, революционные, разрушительные учения. Эта-то среда, повторю снова и снова, начала помаленьку выдвигать - из себя, родимой! - горлопанов и оригиналов, прилюдно несших такое, за что в восемнадцатом столетии сажали в дурдом…
