Сандра записала в личном деле Оррина: «Возм. галлюцинации, письмен.», чтобы потом заняться этим подробнее. Эта тема определенно портила ему настроение, поэтому она сказала с улыбкой:
— Пока что хватит и этого. — Прошло уже полчаса. — Скоро мы потолкуем еще. Санитар проводит тебя в палату, ты проведешь в ней несколько дней.
— Уверен, это славное место.
По сравнению с задворками Хьюстона очень даже может быть.
— Некоторым первый день у нас дается нелегко, но, поверь, все не так плохо, как может показаться. Ужинают у нас в шесть часов вечера в общей столовой.
Оррин не пришел от услышанного в восторг.
— Это что, типа кафетерия?
— Типа того.
— Скажите, а там не слишком шумно? Не люблю есть, когда шумят.
Столовая для пациентов была настоящим зверинцем в этом отношении, как персонал ни старался. «Чувствителен к громким звукам», — записала Сандра.
— По правде говоря, там и впрямь бывает шумновато. Для тебя это так важно?
Он утвердительно кивнул, явно погрустнев.
— Надеюсь, что нет. Спасибо, что заранее предупредили. Это мне поможет.
Еще один неприкаянный, более хрупкий и незлобивый, чем большинство других… Оставалось надеяться, что неделя в приюте пойдет Оррину Матеру на пользу, хотя Сандра не поручилась бы, что так и будет.
Выйдя из кабинета для собеседований, Сандра с удивлением обнаружила, что полицейский ее дожидается. Обычно полицейские, приведя задержанного, торопились исчезнуть. Приют изначально создавался с целью разгрузить переполненные тюрьмы в худшие годы Спина. Но уже четверть века, как ситуация стабилизировалась, а приют по-прежнему использовался как накопитель для мелких правонарушителей с явными умственными расстройствами. Полицию это устраивало, чего не скажешь о раздутом и плохо оплачиваемом персонале самого заведения. Служители правопорядка редко проверяли, что потом происходило с теми, кого они сюда отправляли. Для полиции сдать задержанного в приют значило закрыть дело, если не хуже — спустить в унитазе воду.
Форма сидела на полисмене Боузе как новенькая, несмотря на пепельную жару. Он стал расспрашивать Сандру, какое впечатление на нее произвел Оррин Матер, но уже настало время обеда, после чего ей предстояла еще масса дел, и поэтому она пригласила его в кафетерий — нормальный, для сотрудников, а не дурдом для пациентов, которого так опасался Оррин Матер.
Она взяла, как и обычно в понедельник, суп и салат. Боуз последовал ее примеру. Большинство персонала уже успело пообедать, поэтому проблем со свободным столиком не было.
— Я собираюсь держать дело Оррина под контролем, — сообщил Боуз.
— Это что-то новенькое!
— В каком смысле?
— Обычно полиция Хьюстона не заботится о тех, кого сюда доставляет.
— Да, действительно. Но в деле Оррина есть вопросы.
Она отметила, что Боуз называет его «Оррином», а не «задержанным» или «пациентом», что говорило о явной личной заинтересованности.
— Я не заметила в его деле ничего из ряда вон выходящего.
— Его имя всплыло в связи с другим делом. Я не могу рассказать об этом подробнее и хочу только спросить: он ничего не говорил вам про то, что он пишет?
Как интересно! Сандра навострила уши.
— Обмолвился — так, между прочим.
— При задержании на Оррине был кожаный рюкзак, и в нем десяток линованных тетрадок, все с записями. Когда на него напали, он его яростно защищал. Вообще- то, Оррин — парень покладистый, но чтобы забрать у него эту писанину, нам пришлось попотеть. Он взял с нас слово, что мы ее никуда не денем и возвратим ему, когда его дело будет закрыто.
— Вы так и сделали? Отдали ему тетрадки?
— Еще нет.
— Раз Оррину так важны его записи, они могут пригодиться в моей работе с ним.
— Понимаю, доктор Коул, потому и решил с вами поговорить. Дело в том, что они имеют отношение к другому делу, расследуемому полицией Хьюстона. Я отдал их на расшифровку, но дело движется медленно — почерк Оррина оказался не из простых.
— Я могу ознакомиться с расшифровкой?
— Именно это я и хочу вам предложить. Но услуга за услугу. Могли бы вы ничего официально не разглашать, пока не прочтете всего?
Еще одна необычная просьба. Она не спешила с ответом.
— Не пойму, что значит «официальное разглашение». Я не могу утаить ничего, имеющего отношение к моей оценке Оррина. Это не подлежит обсуждению.
— Оценивайте его, как хотите, главное — не копируйте и не цитируйте напрямую его записи в тетрадках. Сначала нам надо кое в чем разобраться.
— Я буду наблюдать за Оррином ровно неделю, мистер Боуз. По прошествии этого срока я обязана представить свое заключение.
Она не стала объяснять, какие это может иметь последствия для жизни Оррина Матера.
— Я понимаю и не собираюсь вмешиваться. Ваша оценка — это именно то, что меня интересует. Неофициально я хотел бы получить от вас только одно — ваше мнение о писанине Оррина. Конкретнее — насколько можно ей доверять.
Наконец-то Сандра начала понимать. Написанное Оррином могло послужить свидетельскими показаниями в расследуемом деле, и Боузу нужно было выяснить степень его достоверности (или правдивости автора).
— Если это просьба выступить с показаниями в суде, то…
— Вовсе нет! Просто поделитесь вашим мнением. Всем, что вы могли бы мне сказать, не нарушая конфиденциальности и собственных профессиональных обязательств.
— Не уверена, что…
— Вы поймете меня, когда приступите к чтению.
Она не смогла устоять перед искренностью Боуза и в конце концов все-таки согласилась, хотя и неуверенно. К тому же тетрадки Оррина и то, как он за них цеплялся, возбудили у нее нешуточное любопытство. Если в них обнаружится что-то существенное для клинической картины, то без всяких угрызений совести она нарушит данное Боузу обещание. Первым делом — защита интересов пациента, пусть полицейский не питает на сей счет никаких иллюзий.
Он безропотно принял ее условия и встал из-за стола. Свой салат он не доел, оставив на тарелке все листья и ни одного помидорчика черри.
— Спасибо, доктор Коул, я ценю вашу готовность помочь. Сегодня же пришлю вам по электронной почте первые страницы.
Он дал ей карточку управления полиции Хьюстона с номером телефона, электронным адресом и своим полным именем: Джефферсон Эмрит Боуз. Она повторяла про себя эти три слова, провожая его глазами, пока он не исчез в толпе врачей в белых халатах, покидавших кафетерий приюта.
Закончив очередной рабочий день, Сандра ехала по шоссе домой в длинных лучах заходящего солнца.
Закат часто навевал ей мысли о Спине. За резко сократившиеся годы Спина солнце состарилось и выросло в размерах, и хотя оно по-прежнему прозаично сияло в западном секторе неба, оно было всего лишь рукотворной иллюзией. Настоящее солнце превратилось в дряхлое распухшее чудище, в корчах издыхавшее в центре солнечной системы. То, что Сандра видела на горизонте, было его остаточным излучением, отфильтрованным и отрегулированным непостижимо могущественной технологией гипотетиков. Уже много лет — всю взрослую жизнь Сандры — человечество жило только с молчаливого согласия этих безмолвных инопланетных существ.
Ярко-синее небо заволакивали на юго-востоке облака, смахивавшие на глянцевые коралловые наросты. Согласно метеосводке, температура воздуха в центре Хьюстона перевалила за сорок градусов — то же самое было и накануне, и днем раньше. В новостях твердили об одном: о пусках ракет «Белые пески», распылявших в верхних слоях атмосферы сернистые аэрозоли для замедления глобального потепления. Против этого надвигающегося апокалипсиса гипотетики, никак к этому не причастные, не предложили землянам никакого защитного средства. От разбухшего Солнца они Землю защитили, а содержание углекислого газа в ее атмосфере их, выходит, не волнует. Само собой, это дело самих землян. И правда, вереницей плыли по Хьюстонскому каналу танкеры с дешевой экваторианской нефтью, в изобилии добываемой в Новом Свете, за Аркой. Столько ископаемого горючего, что можно поджарить сразу две планеты! Кондиционер в машине Сандры так надрывался, что она устыдилась собственного лицемерия. Если уж ты такая честная, то откажись от спасительного холодка. А не можешь — так сиди и не рыпайся.
