Я хотел отомстить и не собирался дожидаться, пока блюдо остынет. Последние татуировки мавру нанесли уже в Новом Вавилоне, поэтому прямо с утра я намеревался отправиться на поиски мастера, оказавшего душителю эту услугу.
Но для начала решил подготовиться к новым неожиданностям. Нет, запалы в ручные гранаты вкручивать не стал, вместо этого очистил от смазки пулемет Мадсена и не поленился набить к нему десять рожков на тридцать патронов каждый. Затем снарядил еще несколько магазинов для самозарядных винтовок и зарядил пару маузеров, но с собой их брать не стал и оставил в ящике поверх остальных пистолетов.
Оружие – это не панацея, но за неимением иных аргументов сгодится и оно. В конце концов, ничто не помешает вампиру отправить по мою душу обычных головорезов. К тому же может нагрянуть кто-нибудь из банды сиятельных. Расслабляться не стоило.
Но мысли об оружии и планы мести враз вылетели из головы, стоило только подняться в спальню. Лепрекон стоял напротив карандашного портрета Елизаветы-Марии фон Нальц с дымящейся самокруткой в одной руке и початой бутылкой вина в другой и озадаченно цокал языком.
Я замер на пороге, потом стряхнул оцепенение и, выложив на прикроватную тумбочку пистолеты, со значением произнес:
– Вот интересно, тебя серебряная пуля проймет?
Коротышка недобро глянул в ответ, но от рисунка отошел. С ногами забрался в кресло и загородился от меня книгой. Покидать спальню он не собирался.
Я беззвучно выругался, потушил зажженные лепреконом газовые рожки и улегся в постель.
Не выставлять же за дверь собственную фантазию? Бред…
6
Проснулся на рассвете. В комнате нестерпимо пахло табаком и перегаром, на полу валялась пустая бутылка, подлокотник кресла пятнали потеки воска. Лепрекон исчез: судя по распахнутой настежь входной двери, он отправился портить нервы Елизавете-Марии.
Ночное происшествие показалось дурным сном, но нет – ничего не приснилось; когда спустился на первый этаж, засучивший рукава Теодор еще отмывал от черной крови паркетный пол гостиной. Ковра в комнате больше не было.
– Тело на леднике? – спросил я.
– На леднике, виконт, – подтвердил дворецкий, в лицо которого после случившегося так и не вернулись краски. Из-под высокого стоячего воротничка рубахи проглядывали лилово-черные отпечатки ладоней душителя.
– Проклятье! – выругался я. – У нас в подвале скоро целое кладбище будет!
– Два тела – это не так много, – заглянула на шум Елизавета-Мария.
Прошмыгнувший вслед за ней в комнату лепрекон не удержался от смеха и даже вытер грязным платком выступившие на глазах слезы.
– Вижу, вы нашли общий язык? – хмыкнул я.
Коротышка осторожно прикоснулся к распухшему носу и буркнул:
– Драть…
– Хватал меня за ноги из-под кровати, – ответила на невысказанный мною вопрос девушка.
– Тоже мне фифа! – фыркнул лепрекон, ловко заскочил на подоконник и уставился в окно. Судя по всему, скрываться от остальных мой вымышленный друг детства больше не намеревался.
Проклятье, ну и компания подобралась!
Елизавета-Мария смерила коротышку гневным взглядом, но цепляться к словам не стала и спросила:
– Будешь завтракать, Лео?
– Попью чай, – решил я и напомнил: – Что с кожей?
– Сомневаешься, умею ли я снимать кожу с людей? – расплылась девушка в милой улыбке, под которой скрывалось нечто на редкость неприятное. – Не сомневайся, Лео. Умею.
Я прошел на кухню, а там на столе сохли длинные лоскуты черной человеческой кожи; со свежеванием добычи у суккуба и в самом деле не возникло никаких сложностей. Аппетит как рукой сняло.
– Выбирай, дорогой, – разрешила Елизавета-Мария. – Тебе лучший кусок.
– Очень смешно, – нахмурился я, нервно отпил чаю и попросил завернуть в тряпку первый попавшийся лоскут.
Девушка выполнила мою просьбу, затем отобрала из оставшихся полосок две самые длинные и принялась сплетать их между собой со столь невозмутимым видом, словно занималась обыкновенным макраме.
– Что ты делаешь? – опешил я.
– Сабля твоего деда хороша, – недобро улыбнулась девушка, – но я бы не отказалась и от более надежного оружия. Некоторых проще удавить, чем разрубить на куски.
– У этой кожи есть какие-то особые свойства?
– О да! Мой тебе совет – когда твой кусок мавра будет уже не нужен, не поленись его спалить.
Я кивнул, взял из вазы пару медовых пряников и поспешно вышел за дверь.
Созданный в голове образ миловидной девушки оказался столь убедительным, что наблюдать, как изящные ручки этого юного создания заплетают в жгуты полосы человеческой кожи, оказалось превыше моих сил.
Покачав головой, я поднялся в спальню, но спокойно попить чай не получилось. Елизавета-Мария проследовала за мной с тряпкой в одной руке и заготовкой удавки в другой.
– Пить в одиночестве – это моветон, – заметила она, оглядев устроенный лепреконом беспорядок. – Мог бы позвать меня.
– Не думаю, что это хорошая идея, – ответил я, повязывая шейный платок.
– Выпить вместе со мной?
– Разнимать тебя и лепрекона.
Девушка улыбнулась и спросила:
– Ты совсем не контролируешь его?
Я ничего не ответил. Просто убрал «Рот-Штейр» в кобуру на поясе, сунул в карман «Цербер» и отправился на выход.
Елизавета-Мария вручила мне тряпичный сверток и посоветовала:
– Ты бы побрился.
– Непременно, – отозвался я и потер пальцами щетину на подбородке, но времени на приведение себя в порядок тратить не стал.
Спустился на первый этаж, вышел на крыльцо, посмотрел на небо. Вверху стремительно неслись клочья облаков, в самом скором времени они грозили полностью затянуть небосвод, но пока дождя не было, только раскачивали макушки деревьев резкие порывы пронзительного ветра.
Было свежо; слишком свежо для этого времени года. Приближающееся ненастье ощущалось уже без всяких штормовых предупреждений, но когда разразится буря – сегодня к вечеру, завтра или в конце недели – было совершенно непонятно. И потому никак не получалось определиться, в какой именно одежде отправиться в город.
Решив не ввергать себя в новые траты, я вернулся в дом и переоделся в старый костюм, на ноги натянул сапоги, сверху накинул брезентовую куртку. И лишь в части головного убора остался верен самому себе и взял с полки котелок.
Елизавета-Мария придирчиво оглядела меня со всех сторон, но никак комментировать внешний вид не стала, лишь спросила:
– Тебя ждать к обеду, дорогой?
– Нет, вернусь к ужину, – ответил я и вышел за дверь, не без труда удержавшись от слова «надеюсь».
Меньше всего мне хотелось обременять себя излишней опекой суккуба. Последние дни инфернальное создание вело себя насквозь неправильно, и понемногу даже начало закрадываться подозрение, что на выходца из преисподней воздействует созданный мной образ недалекой рыжеволосой красотки, но обольщаться не стоило – лишь заключенное нами соглашение мешало таящейся внутри Елизаветы-Марии твари растерзать меня на куски.
Первым делом отправился навестить Рамона Миро.
Настороженно посматривая по сторонам, спустился с Кальварии, на Дюрер-плац поймал извозчика и велел ехать на угольные склады.
Смена Рамона к этому времени закончиться еще не успела, и он обнаружился в сторожке. Крепыш откинулся на спинку стула и держал у лица сверток со льдом, но при моем появлении кинул его на стол и досадливо поморщился. Или же поморщился от боли?
Я оценил немалых размеров синяк под глазом приятеля и его припухший нос, прислонился к дверному косяку и покачал головой:
– Бурная ночка?
Крепыш промолчал.
– Кто это тебя так? – переформулировал я свой вопрос.
– Не важно.
– Надеюсь, к нашим делам это отношения не имеет? Над тобой ведь не наши бывшие коллеги поработали?
– Не они, – заявил Рамон и, подняв правую руку, продемонстрировал мне ссаженные костяшки.
Выглядел этот аргумент достаточно убедительным, и я только уточнил:
