К Базилике спешили толпы автоматов, летели сервочерепа и скиммеры с пассажирами и мощами; на лицах же тех немногих, кто двигался в противоположном направлении, читалось умиротворение людей, чьи пожелания исполнились сверх меры. В воздухе уже ощущалось величие места, к которому приближался Равашоль, и он понял, что сделал правильный выбор, придя сюда.
Здесь он найдет утешение и ответы на свои вопросы.
Адепт вздрогнул, когда на него упала тень боевого титана типа «Разбойник», стоявшего с воздетым к небу оружием — жестом символическим и многое что разъяснявшим. Механикум был в состоянии создавать самые разнообразные машины для убийства, но теперь Равашоль понимал, что ответственностью за их применение никто себя не обременял. Творцы машины Каба добились чудесных результатов, но вот кто возьмет на себя ответственность за ее существование?
Одержимые тем, что можно создать, конструкторы Механикум даже не задумывались над тем, нужно ли это создавать.
Наконец Равашоль со своими сервиторами приблизился к темному входу в Базилику, огромные пилястры над его головой убегали в головокружительную высоту, а навстречу адепту теплый ветер уже нес мускусный аромат святилища.
Ремиара легко мчалась по транспортному туннелю, скользя на гравитационной подушке. Она знала, что ее добыча прошла этой дорогой: об этом говорили пассивные датчики, расположенные на поверхности ее черепа. Они были чувствительны к непрерывному потоку информации, бежавшему по поверхности Марса, подобно электрической реке.
В глазах Ремиары воздух был напоен танцующими электронами, каждый из которых говорил с ней, нес самородки информации, бесполезные по отдельности, но в сумме дающие такое подробное представление о Марсе, что никакой, даже самой прогрессивной бионике за ними не угнаться. Ремиара была островом восприятия в море информации.
Электронные сигналы можно отследить разными способами: в медных проводах, волоконно-оптических информационных линиях, на радиоволнах, в гармониках — на то была тысяча разных способов. Все это проходило через голову Ремиары, и, хотя обычный мозг уже давным-давно бы «сгорел» от переизбытка информации, фильтры, вмонтированные в когнитивные процессоры ассасина, позволяли женщине отсеивать все ненужное.
Она, например, уже знала, каким транспортным узлом воспользовалась ее добыча, и успела просмотреть с добрую дюжину снимков с камер наблюдения, где Равашоль садится на поезд, отправляющийся к северным храмам. Отметила она в уме количество, тип и убийственную силу сопровождавших его сервиторов. Узнала их слабые места.
Высоко над рыжей поверхностью Марса Ремиара выскочила из туннеля. Вокруг, куда ни глянь, простирались великие храмы и священные рубежи необозримого комплекса столовой горы Кидония.
Электроны слетались в паутину информации и света.
Где-то внизу добыча по имени Равашоль ждала своего смертного часа.
После монументальной величавости экстерьера Базилики ее внутреннее убранство слегка разочаровывало. Если наружный вид сулил богатство и блеск, то интерьер скромно об этом умалчивал. Стены притвора были абсолютно голыми — простой металл с рядами разъемов, перед которыми каялись коленопреклоненные грешники, отбивая поклоны в такт пульсу машинного сердца здания.
Притвор оканчивался медной сеткой, отгораживающей вход в Базилику от ее нефа и алтарной части. Равашоль петлял среди тел паломников, содрогавшихся и извивавшихся от очистительной боли электрошока.
За оградой, в глубине нефа, виднелись ряды металлических скамей, перед которыми с парящей в воздухе кафедры отправлял мессу задиристый техножрец. Службу он вел на божественном языке машин. Скамьи были заполнены верующими, и над тысячами склоненных голов лился бинарный код.
Равашоль сотворил знак Священной Шестерни и поклонился. Увидев, насколько серьезно аугментированы окружающие, Равашоль испытал черную зависть. Он поднял свою бионическую руку и вызвал серебристые нитевидные механодендриты, вытянувшиеся на кончиках пальцев. Интересно, а ему суждено достичь такого единения с Богом-Машиной?
— Уже нижайшие из нас начинают избавлять свое тело от плоти, — сказал кто-то позади, будто угадав мысли Равашоля.
Адепт развернулся и поклонился жрецу. Священнослужитель был одет в текучую, похожую на расплавленное золото ризу, всю в радужных разводах машинного масла. Под облачением жреца можно было разглядеть блестящий медный каркас, внутри которого шелестели шестеренки и плела замысловатые узоры проводка.
В длинной голове жреца, похожей на угловатую шишку, слабо мерцала сфера, утопленная в поверхность черепа. Равашоль видел свое кривое отражение в маске жреца, даже отдаленно не напоминавшей человеческое лицо.
— Вы меня удостоили великой чести, — низко поклонился адепт. — Вы, так близко подступившие к союзу с Богом-Машиной. А я лишь никчемный грешник, заслуживающий разве что нейрокары.
— Ты пребываешь в смятении, — ответил жрец. — Твоя биометрия нестабильна, и, судя по всем измеримым параметрам, я могу сказать, что ты пришел искать ответа.
— Да, я пришел искать ответа, — подтвердил Равашоль. — Мне кажется, я живу… в необычные времена, и для меня большое значение имели бы ваши наставления.
Жрец поклонился:
— Ступай за мной, сын мой. Я выслушаю дилемму, вставшую перед тобой, и дам мудрый совет.
Равашоль отправился вслед за жрецом, скользившим на платформе по направлению к железной арке, украшенной изображениями черепов в шестернях и мерцавшей оптоволоконными жилами. За аркой обнаружился на удивление тихий коридор из матовой стали и стекла, который вел к дверному проему, перегороженному потрескивавшим энергетическим полем.
— Отринь страх, — сказал жрец, в очередной раз прочитав мысли Равашоля, и адепт задумался, какие машинные чувства даруют такую интуицию. — Исповедальное поле вполне надежно. Оно скрывает нас от остальных. Мы очень серьезно относимся к священной тайне исповеди, и поэтому никто за пределами поля не сможет нас ни увидеть, ни услышать.
Равашоль кивнул и, прежде чем нырнуть в проход, приказал сервиторам ждать его снаружи. Минуя исповедальное поле, он ощутил легкое покалывание. Исповедальня была совершенно пуста, если не считать одинокого металлического табурета посреди комнаты. Голые стены, коммуникационный порт и единственное устройство для считывания данных, тускло светившееся в стенной нише.
Адепт устроился на табурете, остро ощущая свою незащищенность перед кружившим по комнате жрецом, чья светящаяся сфера на голове искрилась электрической зыбью.
— Можешь начинать, — промолвил жрец.
И Равашоль начал свой рассказ о работе с адептом Хромом и участии в проекте «Каба», о своем мастерстве настройки индоктринирующих пластин и обнаружении разума у машины Каба, что противоречило запрету Императора.
Следует отдать должное жрецу, он не стал насмехаться над историей об адепте Хроме, поставившем выше всего свой авторитет и отринувшем лояльность Императору. Но Равашоль чувствовал скепсис жреца, несмотря на полное отсутствие у последнего человеческих черт. Затем адепт поведал о противоборстве с протекторами Механикум и машине Каба, уничтожившей их без приказа.
Наконец техножрец выслушал рассказ о бегстве через пол-Марса к Базилике Благословенного Алгоритма.
— Что мне делать? — спросил Равашоль.
— Ты поведал интересную историю, — начал жрец, — поднимающую вопрос, издавна мучивший Механикум. Насколько я могу судить по степени вырождения твоей плоти, тебя еще и на свете не было, когда Император подписал мир с Марсом, правда?
— Правда, — кивнул Равашоль. — Я родился сто лет назад в поселениях горы Тераватт.
— Из этого следует, что ты знаешь о прибытии Императора на Марс, но не понимаешь самой сути произошедшего тогда. — Техножрец достал из-под полы струящейся мантии моток серебристого кабеля и воткнул его в разъем на стене. Сфера на черной лошадиной голове замерцала и замигала, пока храмовая информация поступала в мозг.
