Вечером я услышал вой волков. Впервые в этом мире. Значит, волки здесь есть. Живут, серые бестии. Я сидел у костра, кашлял и смотрел на огонь. Иногда проваливался в вязкое забытье, похожее на ужасный бред. Мне привиделись испуганная девушка и ворон. Большой черный ворон, сидящий напротив меня и ждущий моей смерти. На его левой лапе блестело серебряное кольцо. Блеск был таким ярким, что глаза не выдерживали сияния. Накатывалась тяжелая волна боли, и мир исчезал.
Рядом с ними сидел пес, похожий на исчадие ада. Размером с ирландского волкодава, но тело более мощное. Сильное, покрыто длинной черной шерстью с редкими серыми прядями. Они свисали по бокам клочьями и напоминали шрамы от удара охотничьим бичом. Все это венчала косматая голова с обрывками ушей и горящими глазами, которые светились холодным злым огнем. Широкие челюсти были плотно усажены острыми клыками.
Этот пес спокойно смотрел на меня и тоже чего-то ждал, Наверное, когда же наконец я сдохну! Попытался отмахнуться от этого видения, но оно, как липкая паутина, обвило мое сознание, унося в бесконечную темноту. Там даже костра не было видно. Он походил на маленькую звезду, сияющую на небе. На небе, освещенном светом трех лун.
Проснулся ближе к полудню. В совершенно разбитом состоянии и мокрый от пота. Ерунда какая-то. Так не бывает. Мне часто доводилось спать на земле, и ни разу после этого не болел. Даже банальная простуда для меня — это что-то из ряда вон выходящее. А тут возьми и свались. Накрыло, как мыша веником. Или это что-то необъяснимое, не подходящее под все земные понятия.
Я разжевал несколько таблеток, запил остатками воды и привалился к дереву. От дерева шел густой пряный аромат. Нечто похожее на запах сандала. Губы были сухими, а лицо пылало. Плохи твои дела, господин Вьюжин. Очень плохи! Внутренний голос согласился с этим заявлением. Он, как видите, оказался закоренелым пессимистом. А я и не знал. Думал, он только баб оценивать умеет. И то — в «прикладной» форме.
Мысли путались. Что-то хреновый из меня попаданец получался. «Нет в тебе духа авантюризма», — ехидно заметил внутренний голос и умолк. Видимо, задумался о нашей общей и, увы, нелегкой судьбе. Надо было что-то делать. Еду искать, например. Я попытался встать и почувствовал, как сильно ослабел за ночь. В глазах мелькали огненные круги, а любое движение отдавалось тяжелым, раздирающим грудь кашлем. Приехали…
Через час я все-таки собрался и отправился дальше. Не подыхать же здесь, у этой скалы. К распадку, разделяющему горные хребты, добрался часа через три. Мое движение нельзя было назвать ходьбой. Я молча брел, не понимая, куда иду. Видел распадок вдалеке и двигался к нему. Не могу объяснить это состояние. Новый мир высасывал все силы. Словно вампир, дорвавшийся до моего горла. В ушах шумело, гулко стучало сердце. Бред…
Долина в этом месте сужалась. Начали появляться небольшие рощи и перелески. Луга сменились холмами предгорья. Тяжело дыша, я поднялся на очередную возвышенность и осмотрелся.
Прямо передо мной в небольшом распадке лежало озеро. Красивой овальной формы. На дальнем берегу виднелись ступени каменных террас, по которым бежал ручей. Он впадал в озеро десятком маленьких водопадов. На другом берегу стояла усадьба.
Два дома с «травяными» крышами и три хозяйственных постройки. Прочная изгородь из толстых жердей. Рядом с домом стояла оседланная лошадь. Невысокая, крепкая лошадка. Каурая, с длинной ухоженной гривой. По правую сторону от домов в большом загоне паслось еще четыре. Все как на подбор — одной масти. Рядом с кобылкой терся маленький жеребенок. Чуть дальше — десяток белых овец на лугу.
Какая мирная картина, скажете вы. И окажетесь правы. Но мне было наплевать на эти пасторальные красоты. У меня имелась серебряная монетка, и думаю, ее должно было хватить, чтобы купить хлеба. Про жилет я даже не думал. Одна из сумок, переброшенная через плечо, частично закрывала рисунок, да и мне, если честно, было глубоко наплевать. Нет, не потому что я весь из себя такой крутой и храбрый. Болезнь доконала. Забыл и про жилет, и про вчерашнюю встречу с «радушными» аборигенами.
Я начал спускаться вниз. Шел медленно, пытаясь собрать в кулак волю и оставшиеся силы. Сил оставалось немного. Они, как песок сквозь пальцы, утекали в эту, чужую для меня землю. Наконец добрался до ограды. Дошел, остановился и тяжело оперся на столб. Открылась дверь дома, и…
Черт бы тебя побрал, старик! Видит бог, я не хотел с тобой встречаться! И преследовать не собирался. В проеме мелькнула женская фигура, и за сгорбленной спиной деда появилась та самая, испуганная мной женщина.
Ничего не скажешь — долго не виделись! Только на этот раз дедок оказался подготовлен. В руках был арбалет. Потемневший от времени, но все еще смертоносный.
Дед поднял оружие и что-то крикнул. Было в этом крике нечто… обреченное. Словно он прекрасно знал, что убить меня не получится, но и другого выхода не видел. И ведь точно стрелять собрался, Робин Гуд хренов! Свистнул арбалетный болт и вонзился в столб, на который я опирался.
Промахнулся…
— Ну что же ты так, старик? — зло оскалился я. — Хоть бы стрелял точнее!
Он что-то пробормотал, но как-то неуверенно. Так и стоял на пороге своего дома с разряженным арбалетом в руках. Словно ждал чего-то. Чего именно? Что я в драку полезу? Сомневаюсь, что это хорошая мысль.
Потом старик начал исчезать, словно уходил в плотный туман забытья. Нет, это мое сознание давало сбои. Краски потускнели, начали расплываться, и я сполз на землю. Навалилась темнота, и этот проклятый мир перестал существовать…
Песня была красивой. Я слушал ее сквозь забытье. Не зная, ни где я нахожусь, ни что со мной будет. Но было спокойно. Несмотря на жуткий озноб, чередующийся с огненным жаром.
Песня лилась неспешно. И была чем-то чертовски знакома. Будто я уже слышал ее, и не один раз. В ней было все, чего можно ждать от этого сурового края. Тоска, надежда и готовность жить. Не знаю, о чем пела эта женщина, но мне кажется, про дороги. Дороги, которые разлучают людей, раскидывая их по суровым краям этого чужого мира. А может, как раз наоборот — про уютный огонь домашнего очага, когда за окнами бушует метель и беснуется северный ветер. Ветер дальних странствий, который не дает людям покоя. Во всех мирах и во все времена.
5
Не знаю, сколько я провалялся. Может, сутки, а может, неделю. В памяти мелькали какие-то скомканные эпизоды, обрывки, но ничего конкретного. Помню теплые женские руки, которые приподнимали мою голову, чтобы напоить. Отвар был горьким, но после него мне становилось легче. Я проваливался в темноту снов, словно в бездну. И спал. Без сновидений.
И вот наконец пришел в себя. Открыл глаза и долго смотрел в потолок. Значит, не зарезали меня хозяева, пока без сознания валялся. Спасибо. Это, как ни крути, давало какую-то надежду. Когда открыл глаза, было уже светло. Попробовал сесть — пусть и не сразу, но удалось. Слабый, как щенок. Неплохо меня накрыло. Откинул покрывало, сел и осмотрелся. В доме — никого. Не знаю, будет ли вам интересно выслушивать про интерьеры этого мира, но тем не менее расскажу. Лично мне — любопытно.
Комната оказалась довольно большой. Прямоугольной формы. Метров девять длиной и пять-шесть шириной. Два квадратных окна на фасаде. В боковых стенах — два узких окошка, похожих на бойницы. Рамы больших окон разделены на девять квадратов и застеклены разноцветными стеклами. Сквозь них светило солнце, и в комнате царило какое-то милое, сказочное освещение. У противоположной от входа стены — сложенный из диких камней камин. Очаг, если быть точным. На массивном крюке висел котел, исходящий паром.
Пол в комнате был деревянным, из массивных широких досок. Выскоблен до белизны и, судя по всему, натерт каким-то составом. Вроде воска. Перед очагом, вровень с досками, выложен полукруг из плоских камней. Чтобы уголек, вылетевший из огня, пожара в доме не устроил.
