Шкелета через третьи лица перевели на Лиговскую, в ГОП. Привыкший к воровским понятиям, Колька довольно быстро освоился в этой огромной блат-хате, и его очень скоро определили в наводчики. Занятие было знакомое, и Колька добросовестно пас на Сенном фраеров, выменивающих на жрачку колечки да цепочки, портсигары да сережки. Держась на почтительном расстоянии, провожал до квартиры, а после по адресу приходили совсем другие люди и обносили, пока хозяин снова отправлялся на Сенной, менять серебряную ложку на пшено или муку.
На связь со Скальбергом Колька должен был выйти сам, как только появится зацепка на Белку. И молчал до середины мая, но зато уж когда заговорил, так это просто песня была.
— Дядь Шур! — заорал Колька чуть не с порога.
Тут же в него полетел чайник, ладно хоть — пустой, но все равно — тяжелый.
— Ты чего палево наводишь, малой? — зашипел на него Скальберг.
Колька сразу съежился и забился в угол возле двери. Скальберг натянул сапоги на босу ногу, подошел к буржуйке и начал запихивать туда щепу.
— Отомри уже, малахольный. И чайник принеси.
Колька вылез из угла, опасливо поглядывая на сердитого, вновь не выспавшегося Скальберга, поднял чайник.
— Воды набери, вон, в бочке.
Пока Колька выполнял его просьбу, дядь Шура достал откуда-то обмылок, помазок и дамское зеркальце. Поставил тазик меж ног, посмотрел на подоспевшего Шкелета и распорядился:
— Лей на руки.
Умывшись в два приема, Скальберг водрузил чайник на печку.
— Говори. Только тихо и коротко.
Колька раскрыл рот.
— Стоп. Ты один был?
— Да я такого крюка дал, чуть сам не заблудился. С Лиговской до Обводного сначала уходил, потом чуть не до Пряжки усвистал, потом до Невы, вдоль нее к Зимней канавке...
— Да мало ли как ты ходил, главное, чтобы хвоста не привел! Тебя могли и не пасти, просто ждать у входа и там срисовать. Ничего подозрительного не видел?
— Че мне, впервой, што ли?
— Только не надо мне здесь опытного разыгрывать, я два года в уголовке, и то не все еще знаю, а ты?! Говори, почему прямо пришел, не дождался связи?
— Завтра сходка.
— Чего?!
Это была не просто удача — это был весь банк. Бандитская сходка, на которой соберётся вся шайка. Наверняка затевается какое-то большое дело. И Кольку тоже туда позвали?!
— А тебя туда как занесло?
— Ритка Булочкина раз не смогла на дело пойти. Я им фраера выпасал до Миллионной.
— Миллионная... так это где позавчера хату ограбили, где окна на Певческий?
— Ага.
— И это ты их навел?
— Я.
Скальберг почесал затылок. На Миллионной нашли два мертвых тела. Говорить об этом Кольке, наверное, не стоило.
— Ну ты хват. И тебя вот так, с одного дела, зовут на настоящий сходняк?
— А чего такого? У меня эта... как ее... репутация.
Как-то все слишком гладко получалось. С другой стороны, Колька втирался в доверие не меньше двух месяцев, тоже срок.
— И где сходняк?
— Не знаю. Сказали — в полдень на Балтийский вокзал, там скажут, куда прыгать.
Ну конечно, с полудня оттуда уходит один за другим сразу несколько поездов, чтоб нельзя было заранее просчитать, в каком направлении хаза. Да еще и не факт, что поедут, может, просто глянут, один ли приехал, не привел ли кого. Пройдет проверку — возьмут на сходняк, не пройдет...
— Что-то мне это не нравится, — сказал Скальберг. — Надо это обмозговать.
Вода в чайнике согрелась. Скальберг плеснул горячей воды в жестяную мыльницу, вспенил обмылок и намылил щеки.
— Зеркальце подержи, — велел он Кольке и раскрыл бритву.
Тщательно пробривая каждый сантиметр кожи, Александр просчитывал, как произвести опознание бандитов и вывести Кольку из-под удара. В случае неудачи Шкелет должен быть вне подозрений.
— Сделаем так, — сказал Александр, добрив левую щеку. — Поверни. Выше. Вот так держи. Меня на вокзале не будет. Держи выше, говорю. Не корчи рожу, не будет на вокзале вообще никого из нашего отдела. Нас всех как облупленных знают. Пойдут люди из отдела Карася, это те, кто карманниками занимается. Увидишь бандитов — волну не гони, не оглядывайся, наши вас пропасут. Хотя, скорей всего, липа это, просто проверка. Короче — веди себя тихо, фартового не изображай. Все понял?
— Все.
— Повтори.
Колька послушно забубнил:
— Засветить бандита, не гнать волну...
— Эх, Колька, страшно мне тебя посылать. Засыплешься.
— Че мне, впервой, што ли?
— Так ты до сих пор с настоящими-то душегубами дела не имел. У них знаешь какое чутье? Как у зверя. Под смертью каждый день ходят, потому и фартовыми себя называют, что живые до сих пор. В общем, твое дело маленькое — на вокзале только глазами покажешь, кто да кто из банды, остальное наши за тебя сделают. Ничего не бойся, сработаем, как с Живым Трупом.
— Конечно, дядь Шур, все сделаю в лучшем виде.
Это была их последняя беседа.
Операция с самого начала пошла не так. Агенты по розыску карманников срисовали Шкелета в толпе сразу и терлись неподалеку. Колька стоял на перроне, меж двух свистящих и дышащих паром составов — один до Ораниенбаума, другой до Красного Села. Пару бандитов Колька показал сразу, и агенты перестроились, чтобы не упустить их в толпе.
Тронулся поезд на Красное, платформа окуталась паром, и эти двое поспешили на выход. Карась, руководивший операцией, тут же направил двоих подчиненных следить за бандитами. Он всего на мгновение упустил из виду Кольку, к тому же на платформе оставалось еще три агента, но, когда дым и пар рассеялся, Кольки в толпе уже не было, будто растаял.
Агенты бросились в ораниенбаумский поезд, и тут случился скандал — их не пускали в вагоны. На скандал прибыли сотрудники транспортной ЧК, началось долгое разбирательство, и ушел второй поезд. По счастью, в него успел-таки вскочить один из агентов Карася. Он протолкался через пару вагонов в поисках Коли, но мальчика не было ни в одном из вагонов. На Дачной агента сняли и препроводили в ЧК.
Начальник уголовного розыска Кошкин рвал и метал. Карась не знал, куда деваться — провели на мякине стреляного воробья! Хуже всего было Скальбергу. Кольку наверняка раскусили прямо на вокзале. Черт, ну неужели нельзя было изучить расписание? Два поезда с одной платформы, ну это же явно шанс пустить по ложному следу. А транспортные чекисты? Вот с кем нужно было улаживать дела, они бы своих агентов сразу в поезда поместили, чтобы проследить, куда поедет Коля...
Следующие двое суток вся уголовка жила безумной надеждой, что бандиты ничего не заподозрили. Однако через два дня недалеко от Балтийского вокзала путевые обходчики нашли изуродованный труп подростка с запиской «с пралитарским приветам...».
Скальберг увидел Колю Григорьева уже голым, на мраморном столе в морге, со следами пыток и запекшимися ножевыми ранами на тощем, не сформировавшемся окончательно теле. На лбу у Коли кто-то вырезал — «Лев».
Это был самый сокрушительный удар, который когда-либо получал Скальберг. Тут бы запить, но возможности не представлялось — Белка после убийства Коли Григорьева внезапно сменил почерк, и работы стало ещё больше.
Обычно головорезы Белки предпочитали грабить хаты. Обносили они, конечно, и церкви, и кустарные мастерские, и склады, но, как правило, места, закрытые от случайных взглядов. Но вдруг что-то изменилось. Будто после страшного убийства Коли Григорьева Белка совсем края потерял и бросился, как бешеный волк, резать направо и налево, оставляя для легавых издевательские записочки.
Первым убили госслужащего Сеничева. Он с женой и матерью шел дворами с Моховой на Фурштатскую (и понесло же его напрямик, там обогнуть-то всего ничего), и во дворе дома номер семь по Литейному их встретили четверо. По свидетельским показаниям жены Сеничева, четверо сначала их ограбили, а потом сделали попытку снасильничать. Сеничев вступил в схватку и был застрелен в упор, после чего бандиты забили смертельно раненного мужчину ногами. Когда Сеничев испустил дух, бандиты велели передать пролетарский привет от Ваньки-Белки и скрылись.
