Мы открыли пушечные порты и приготовились вести огонь по берегу. С ядрами дело тоже обстояло не слишком хорошо, но я надеялась, что пары залпов хватит, чтобы отучить дикарей высовываться из леса большими группами. Приготовили и шрапнель, которой разжились на «Доне».
Судьба этого корабля почему-то беспокоила меня. Сбив португальцам мачты, я, скорее всего, обрекла их на гибель. Но и гибель их будет напрасной — шкатулка теперь у меня. По пути к этому пустынному с виду берегу я так и не собралась с ней «поговорить», и, закончив приготовления по обороне, решила этим заняться.
Бенёвский отдал мне вещицу без споров. Он явно уже потерял всякую надежду разгадать ее тайну, и вернулся к мечтам о своей Республике Либерталии. Впрочем, он и его люди вооружились и держались вместе.
Получив минуту покоя, я заперлась в каюте, достала из рундука лягушку, согрела ее в руке и прислушалась к шкатулке. Сперва она молчала, будто просыпаясь, но потом понемногу «разговорилась». Я видела дворец, где во дворе гуляли павлины, видела полуобнаженных женщин с опахалами и сурового раджу с бровями гуще, чем у Устюжина. Я видела его воинов, слуг, секретарей… Но не понимала ни слова из их странного для моего уха языка. Мне уже казалось, что тайна так и не будет раскрыта, но шкатулка вдруг будто решилась, и показала мне свое рождение. О, ей было больно, когда мастер наносил резьбу! И все же она гордилась своей красотой. Самым же интересным было то, что время от времени мастер смазывал узор краской и прижимал к листу бумаги. На нем оставалось множество точек. Мастер отходил с этим листом куда-то, а вернувшись, вносил коррективы. Так происходило со всеми шестью сторонами шкатулки. Показав мне, как это было, вещица будто прикрыла глаза и задремала.
Я выпустила лягушку из пальцев и опять осмотрела шкатулку. Нет, никакой краски на ее боках не осталось. Но отчего бы не попробовать? Краску или что-то в этом духе мне не хотелось разыскивать в трюме без Бена — это его хозяйство. Зато у меня были чернила! Я пожертвовала платком и натерла им один из боков шкатулки, а потом прижала его к листу бумаги. Что ж, у меня получилось примерно то же, что показывала мне лягушка: набор точек и черточек.
Я сидела над этой непонятной картинкой, рассматривая ее так и эдак, когда в каюту ввалился Джон.
— Там, в лесу какое-то движение!
— Ну и что? — мне вовсе не хотелось отрываться от своей головоломки из-за каких-то пустяков. — Это люди или животные?
— Не знаю, — опешил Джон. — С корабля не рассмотреть. Это, правда, не в той стороне, куда пошли Роб и Бен, но хорошо бы их предупредить.
— Пушечный выстрел в случае опасности, ты же знаешь. Опасность есть?
— Не знаю, — вздохнул он. — Но нельзя же совсем ничего не делать?
— Наблюдать. Но там на палубе полно народу, и Бенёвский с биноклем. Помоги-ка лучше мне. Может быть, ты поймешь что-нибудь?
Я рассказала ему все, что знала о шкатулке. Джон некоторое время рассматривал лист, а потом сделал неглупое предположение:
— Если смазывали все бока шкатулки, то, может быть, надо на один лист отпечатать их все?
Не хочу сказать, что я о своих мозгах плохого мнения, но Джон поумней будет. Ему бы только меньше думать о том, хорошо ли быть пиратом, или о патриотизме. Мы принялись за дело, перепачкали почти всю бумагу, какой я располагала, но постепенно поняли, в каком положении должны ложиться друг на друга отпечатки. Часа не прошло, а мы смотрели на карту. Судя по всему, это была именно карта: остров, несколько островков поменьше и какие-то символы, совершенно мне не понятные.
— Надо полагать, указаны координаты. На индийском языке, или как он там называется, — я покрутила лист. — Нет, ничего знакомого. Можно было бы показать Бенёвскому как самому образованному на корабле, да что-то не хочется.
— Я тоже ничего не могу сказать, — Джон присел. — И кому могла прийти в голову мысль вот так прятать карту… Уж проще закопать где-нибудь!
— Эх, шотландец! Ничего ты не понимаешь в таких вещах! — засмеялась я. — Если у тебя есть красивая тайна, ее приятно красиво спрятать! Наверняка по этой карте можно отыскать нечто очень ценное. И держу пари, что мастера прикончили сразу после того, как он завершил работу.
— Ты все о сокровищах! — поморщился Джон. — Есть же вещи выше этого? Но я хотел поговорить о Бенёвском. Не знаю, приснилось мне или нет, я очень уставал за последние дни… Будто приходил Прозрачный. И просил не давать дельфина Бенёвскому.
Я вздохнула. О своем разговоре с Прозрачным я никому ничего не рассказывала, и тоже не была уверена, что мне все не приснилось. Теперь выходило, что нет. Двоим сразу одинаковый сон не приснится. Ну, или это должен быть не просто сон.
— Еще что-нибудь интересное сказал твой приятель?
— Я не очень помню, — признался Джон. — Что-то о том, что мечта Бенёвского не намного лучше мечты фюрера, которому служили Отто и Руди. Или даже хуже, я не помню. И что это все равно произойдет, но чем позже, тем лучше.
Я собиралась что-то ответить, но в этот момент выстрелила пушка и тут же еще одна. Мы выбежали на палубу и сразу увидели, что нас атакуют с трех сторон. Одна группа чернокожих воинов с копьями и луками нападала прямо по носу, так, что пушки по ним и стрелять толком не могли. Две другие — по берегу, с обеих сторон. Как только наша пушка стреляла, дикари прыгали в воду, видимо, надеясь таким образом спастись. В общей сложности их было сотни полторы.
— Пригнись! — Клод почти повалил меня на палубу и снова взялся за ружье. — Мы с ними справимся, когда подойдут ближе — Отто говорит, что тогда меньше уйдет патронов. А из луков они стреляют очень недурно.
Я огляделась. Да, мы уже потеряли двоих — мой матрос Питерс и португалец из приставших к Бенёвскому курили, сидя на борту. Стрелы истыкали их спины. Я подобралась ближе к мертвецам и выбросила подальше за борт их все еще дымившиеся трубки — еще пожара нам не хватало!
— Что там Роберт?
— Они отрезаны. Слышна перестрелка, будем надеяться на лучшее. — Клод привстал, вскинул приклад к плечу, и врагов стало еще на одного меньше. — Отто! Они рядом, это опасно!
— Они сразу испугаются! — лицо немца исказила злая гримаса. — Иван! Вместе, по счету три!
И в самом деле было пора отвечать всерьез — еще немного, и дикари окажутся под бортами, тогда наши пушки станут бесполезны. Сосчитав, как обещали, оба стрелка прицелились и открыли огонь. Страшное оружие эти пулеметы! Хорошая аркебуза, заряженная шрапнелью, тоже страшна, но ее нужно потом долго заряжать. А тут — знай води себе стволом! Глядя на кровавые клочки, полетевшие от группы, атаковавшей по центру, воины на берегу остановились. Это позволило нашим пушкарям выстрелить еще раз, и бой, по сути, кончился. Понеся серьезные потери, противник бежал. Отступая, чернокожие сразу рассыпались во все стороны, и огонь по ним больших успехов не принес. Впрочем, пулеметы замолчали еще раньше.
— Почти ничего не осталось! — Отто показал Бенёвскому короткий кусок заряженной ленты. — Можно считать, что пулеметов у нас нет.
— У меня тоже самое, — кивнул Устюжин. — Да и от автоматов скоро будет мало толку. Гранат почти не осталось.
— Ничего, зато мы почти рядом с целью. А когда доберемся до Храма, то уже ни в чем не будем нуждаться! — полковник первым выпрямился, разглядывая убегающих дикарей. — Наивный, чистый народ! Но весьма воинственный. Они готовы с оружием в руках не пускать на свою землю посланцев чужих тиранов. Осталось только научить их, как сбросить тиранов местных.
— Бенёвский, — говорю, — вы что несете опять? Не знаю, как вы, а я ничья не посланница, и с тиранами не знакома.
— Пираты — часть системы, выстроенной европейскими тиранами, — терпеливо пояснил полковник. — И в переносном смысле — вы ее посланцы. А я — нет… И я должен с ними поговорить. Мне нравятся эти люди: смелые, красивые! Они станут гражданами Либерталии, свободного государства на этом чудесном, большом острове!
— Ты бы не торчал как мишень, Мауриций! — попросил его Устюжин. — Люди красивые, и стреляют красиво.
