— Насколько я понимаю, ваш искусственный интеллект воспроизводит все функции, которые есть у человеческого головного мозга. Вы не убили его, господин Гумилев. Выражаясь образно, вы сделали ему лоботомию. Но после лоботомии человек хотя и остается калекой на всю жизнь, но все же продолжает осуществлять некоторые примитивные функции. Если вы покажете мне тот резервный пульт управления, с которого вы отключали Фрама, я попробую восстановить его… разумеется, не в полном объеме. Условно говоря, это будет не гений, способный доказать теорему Ферма, а собачка, приносящая тапочки и выполняющая команду «служить». Но нам и это может пригодиться.
— Хорошо, — решил Андрей. — Я отведу вас в резервную рубку.
— И тогда мы сможем выбраться? — спросил Беленин.
Олигарх тоже был здесь, среди тех, кто пришел в кают-компанию, чтобы выслушать Гумилева. Как будто и не было жестокой схватки в каюте Илюмжинова, как будто не его охранник превратился в кусок окровавленного мясного фарша.
Странные люди, подумал Андрей. Когда речь идет об их выживании, они готовы схватиться не только за соломинку, но и за руку своего злейшего врага…
— С большой степенью вероятности. Рельеф дна, на котором мы сейчас находимся, повышается. Мы как бы взбираемся по склону огромной и очень пологой подводной горы. К сожалению, мы не знаем, как долго это будет продолжаться. Но, если мне удастся запустить Фрама…
— Мне кажется, воздух стал каким-то спертым, — пробормотал писатель, лихорадочно расстегивая верхнюю пуговицу дорогой сорочки.
— Только без паники! — жестко оборвал его Гумилев. — Недостаток кислорода начнет ощущаться часов через десять-двенадцать, не раньше. До этого у нас есть время, чтобы все исправить. Во-первых, мы должны открыть дверь в рубку управления, где заперлись Поздняк и его люди. У нас есть мощный газовый резак…
— Вот он! — стоявший за спиной Андрея Гордеев торжественно поднял сверкающий хромом аппарат. — Любую дверь вскрывает, как консервную банку!
— Не нужно ничего вскрывать, — прогудел хорошо знакомый Гумилеву густой голос. — Хватит играть в игрушки, доигрались уже…
Андрей обернулся. В дверях кают-компании стоял, пошатываясь, генерал Свиридов — в синем спортивном костюме, с рукой на перевязи. Выглядел генерал плохо, но глаза его по-прежнему цепко смотрели на Гумилева.
— Я прикажу подполковнику Поздняку открыть дверь рубки, — продолжал Свиридов. — А вы, господин Гумилев, уж приложите максимум усилий, чтобы реанимировать вашего Фрама. Андрей облегченно вздохнул. То, что Свиридов, хотя бы временно, выступил в роли его союзника, давало надежду на то, что удастся обойтись без кровопролития.
— Тогда не будем терять времени, — сказал он. — Идемте к рубке. Постарайтесь объяснить своим людям, генерал, что мы все сейчас в одной лодке. И это не аллегория.
— Смешно, — сказал Свиридов.
Прошло десять часов.
Андрей и Марго сидели у кроватки Маруси. Девочка безмятежно спала, убаюканная сказкой о Золушке, которую Марго рассказывала ей перед сном каждый вечер. Маруся была очень консервативна в своих литературных предпочтениях.
— Такая милая, — улыбнулась Марго, поправляя упавший на пухлую Марусину щечку светлый локон. — Спрашивает меня сегодня: а зачем мы под воду нырнули? Мы что, хотим с рыбка ми подружиться?
Андрей вздохнул.
— С медведями уже подружились…
— Как ты думаешь, — спросила Марго, посерьезнев. — Есть у нас шанс?
Андрей наклонился и поцеловал ее в висок.
— Есть, конечно. Чену удалось восстановить кое-какие функции Фрама. Голосовую, например. Так что, если станет скучно, можешь с ним побеседовать.
— Но наверх мы, по-прежнему, подняться не можем?
Гумилев отрицательно покачал головой.
— Пока нет. Но есть и хорошие новости. По-настоящему хорошие.
— Какие же?
— Первое, что сделал Фрам, вернувшись к жизни — засек неподалеку какой-то движущийся объект. А час назад мы приняли сигнал с этого объекта.
— Это спасатели? — не удержавшись, воскликнула Марго. — Нас ищут!
— Тише, малыш. Это не спасатели. Это всего-навсего канадская подводная лодка «Да Винчи». Слава богу, не военная, а исследовательская.
— И с ними есть связь?
— Ну, в общем, да. Они по каким-то причинам не могут пойти к нам навстречу, но готовы оказать необходимую помощь, если мы доберемся до них сами. Не очень-то любезно с их стороны, но и это лучше, чем ничего. Во всяком случае, кислородная установка у них в порядке.
— А далеко они?
— Километров восемьдесят. Если мы будем двигаться с прежней скоростью, то доберемся до них часов через десять.
— А воздуха нам хватит?
— Впритык. Уже сейчас дышать тяжеловато, ты чувствуешь?
— Ага.
— С каждым часом ситуация будет все ухудшаться. Чен предлагает уменьшить подачу кислорода, и погрузить всех членов экипажа в сон. Во сне потребление кислорода резко снижается, ты же знаешь.
— А кто поведет станцию?
— Я. Один человек много не надышит. Кроме того, Чен обещает реанимировать функцию автопилота, чтобы станция могла идти по пеленгу.
— Значит, нас спасут?
Андрей обнял Марго и поцеловал ее долгим, нежным поцелуем.
— Обязательно, малыш. Нас обязательно спасут. Я тебе обещаю.
Они уснули уже под утро. Андрею приснилось, что он, двадцатилетний, полный планов и надежд на блестящее будущее, идет по какому-то зеленому скверу, и вдыхает аромат свежей, умытой недавним дождем листвы. На шее у него старенький кассетный плеер, в ушах — наушники. А в них «Наутилус» из далекого девяносто шестого:
Я пытаюсь разучиться дышать,
Чтоб тебе хоть на минуту отдать
Того газа, что не умели ценить,
Но ты спишь и не знаешь,
Что над нами — километры воды,
Что над нами бьют хвостами киты,
И кислорода не хватит на двоих.
Я лежу в темноте,
Слушая наше дыхание.
Я слушаю наше дыхание,
Я раньше и не думал, что у нас
На двоих с тобой одно лишь дыхание.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Захват
Июнь 2009 года. Арктика, база «Ultima Thule». Личные апартаменты рейхсфюрера СС Марии фон Белов
— Для победительницы скачки Одина у тебя слишком похоронный вид, — заметила Мария фон Белов.
— Бабушка, — Катарина изо всех сил пыталась не разреветься, — только что погиб Сурт… мой зверь погиб, понимаешь?
Рейхсфюрер протянула тонкую невесомую руку и погладила внучку по волосам. «Роскошным светлым волосам, — подумала она вскользь. — Когда-то и у меня были такие».
— Понимаю, девочка. Мне тоже приходилось терять любимых. И не только зверей.
Катарина все-таки всхлипнула и Мария фон Белов незамедлительно влепила ей пощечину — не сильную, но обидную.
— Держи эмоции при себе. Ты все-таки унтер-офицер.
Катарина вытянула руки по швам и сжала губы так, что они превратились в две бесцветные ниточки.
— Прошу прощения, рейхсфюрер. Минутная слабость.
— Мне сообщили о том, что ты сделала с гауптштурмфюрером Фон Лютцов. Надеюсь, у тебя были серьезные основания для того, чтобы сломать ей руку?
— Да, рейхсфюрер. Она использовала подлые приемы с целью стать капитаном стражи Большого Периметра.
Мария фон Белов фыркнула.
— Я всегда относилась к ней с недоверием. Впрочем, ваш конфликт в любом случае будет рассматривать внутренний суд Ордена. Но сейчас не об этом.
Рейхсфюрер поднялась на ноги и сделала несколько неуверенных шагов к письменному столу. На столе царил идеальный порядок — бумаги разложены аккуратными стопками, в вырезанной из камня вазочке — остро заточенные разноцветные карандаши. Мария фон Белов уселась в кожаное кресло с высокой спинкой и набрала комбинацию цифр на сейфовом замке, запиравшем выдвижной ящик ее стола.
