Айн'Зультор был Князем герилимов, Насылающим Тьму, достойным наследником древней династии похитителей душ: Маольмордха сделал его своей правой рукой, дабы обеспечить преданность и покорность всех герилимов, главных и самых сильных его союзников. Зультор был неправдоподобно огромен: его рост достигал двух метров, тело казалось высеченным из камня. Черные доспехи подчеркивали мертвенную бледность лица, из-под забрала шлема блестели темные угли глаз. Из-за них его и прозвали Айн'Зультор — Черные Глаза.
Но рядом с Маольмордхой гигант выглядел ничтожным червяком. Покорным слугой, трепещущим перед властью и силой Хозяина. За последние дни Маольмордха дважды продемонстрировал ему свое могущество, собрав ради своих целей маленькое войско горгунов. Горгуны были глупы, и Маольмордхе пришлось для острастки убить многих из них. Всполохи огня и молнии, слетавшие с его тела, надолго утвердили его власть и над горгунами, и над герилимами, которые от его имени управляли тупыми тварями.
Зультор не сразу решился заговорить. Чтобы даже ненароком не взглянуть на хозяина, он смотрел на маленькую светлую точку в углу одной из плит и представлял себе налитое кровью лицо с выступающими венами, в которых бурлило готовое взорваться в любой момент Зло. В пустых мутных глазах Маольмордхи плескалась жестокая колдовская сила.
— Как я узнаю его, Хозяин? — спросил Айн'Зультор, не поднимая глаз, и судорожно сжал позолоченную рукоять своего меча.
— Он — Самильданах. Сила выдаст его, и вы без труда узнаете, кто он, Князь герилимов. Не пытайтесь победить Самильданаха, просто приведите его ко мне. Доставьте сюда этого Илвайна. Если же выбора не останется, убейте этого человека и привезите мне его тело в саване, который я вам вручаю. Саван сохранит силу в его теле.
— Я исполню вашу волю, Хозяин.
— Тем лучше, Князь герилимов, тем лучше.
Зультор встал и покинул тронный зал, не оглядываясь. Сзади до него долетел предсмертный вопль молодой рабыни, которой перерезали горло.
Имала шла на юг и очень скоро попала в густой лес, где шелестели кронами дубы, сосны и березы, ее лапы утопали в высокой траве, она ступала осторожно и то и дело оглядывалась, проверяя, не бежит ли кто по ее следу в этом незнакомом месте. В лесу хорошо пахло — соком и смолой деревьев, влажной травой и землей. Слабый ветерок щекотал Имале морду, заставляя моргать, она купалась в волнах новых запахов, которые доносил до нее ветер. Лапы волчицы намокли от обильной прохладной росы. Ей было хорошо.
Имала ничего не ела со вчерашнего дня и надеялась найти пропитание в этом лесу. Боль утраты утихла. Она с ненавистью вспоминала Аэну, но в ее душе поселилось новое чувство — страсть к приключениям, жажда познать неизведанное. Облизнув клыки, Имала углубилась в чащу: она бежала, слушая пение птиц и уханье дневной совы.
Час спустя она наткнулась на заблудившегося кабанчика. Он хрюкал, зовя мать, но это не остановило волчицу: сейчас ею правил только голод. Она замерла, несколько мгновений наблюдала за добычей, потом прижалась к земле, вытянула хвост и голову, прижала уши и медленно поползла к упитанному поросенку. Неловкость и неопытность делали его легкой добычей.
Имале оставалось до жертвы всего несколько прыжков, и тут кабанчик внезапно насторожился — должно быть, почуял ее запах. Волчица, не теряя ни секунды, разинула пасть и кинулась на него. Поросенок пытался защититься маленькими клыками, но челюсти Ималы сомкнулись на его толстой шее. Детеныш упал, и Имала перегрызла ему горло, почувствовав на зубах восхитительный вкус теплой крови.
Дернувшись несколько раз, поросенок испустил дух, и волчица отволокла его в тень, к подножию старого дуба, чтобы насытиться вволю. Час спустя она уже спала — с полным брюхом и спокойной душой.
Проснувшись, она испытала ужас и удивление и мгновенно отпрыгнула назад, припала к земле и ощерилась: на земле перед ней сидел дыбун — так у волков зовутся люди и все, кто умеет стоять на двух ногах: дыбуны.
Этот подобрался к Имале, пока она спала, уселся рядом и просто смотрел. Волчица никогда еще не видела дыбунов так близко и страшно перепугалась. Но он как будто не желал ей зла, в его запахе не было ничего угрожающего, а медленные спокойные движения вовсе ее не пугали. Имала то и дело выглядывала из густой травы, наблюдая за чужаком: он не двигался и не отводил от нее взгляда. Волчица заметила, что он худой и высокий и совсем не похож на тех дыбунов, которых она мельком видела издалека. Больше всего Ималу поразил цвет его кожи, острые уши и тонкие черты. Любопытство взяло верх, и она решила остаться на месте, хотя инстинкт подталкивал ее к бегству.
В то же самое мгновение дыбун нежно произнес тихим мелодичным голосом:
— Хат не фриан, Имала клот.
Волчица мгновенно успокоилась, а дыбун медленно поднялся с земли и бесшумно двинулся в глубь леса.
Волчица замерла, глядя, как он исчезает за деревьями. Солнечные лучи заливали деревья молочным светом, похожим на веселый дождик.
Имала подошла к тому месту, где сидел дыбун, и начала обнюхивать примятую траву, чтобы навсегда запомнить запах этого странного, но дружелюбного создания. Потом она повернулась и, помахивая хвостом, побежала по следу незнакомца.
Маленькая харчевня стояла у обочины дороги. Вокруг, на песках ландов, росли деревья, рядом располагались амбар, конюшня и маслодавильня. Ни один путник не мог пройти мимо харчевни, не заглянув, — никто не мог устоять перед соблазнительными запахами еды, доносившимися из открытого — наверняка нарочно! — окна кухни.
Приземистый каменный дом был крыт соломой. Алеа и Мьолльн вошли внутрь в тот самый момент, когда в воздухе раздались первые грозовые раскаты.
Большой зал ничем не напоминал чудесную харчевню «Гусь и Жаровня». Стены были грязными, мебель знавала лучшие времена. Тот, кто ее расставлял, явно не заботился о красоте. И все же тут хватало тепла, и путешественники могли отдохнуть и набраться сил перед дорогой. Конечно, тут не было и в помине чистенького уюта, присущего подобным заведениям Саратеи, люди вели себя запросто, ели шумно. Между столами без устали сновали две веселые подавальщицы, и Алеа подумала, что она ни за что не смогла бы работать с такой бешеной скоростью. Женщины разносили по залу тарелки, кружки, кувшины с пивом и вином, подносы с едой — предметы плясали в их руках, как дрессированные.
Из-за грозы посетителей в харчевне набралось больше обычного. Под потолком висел трубочный дым, пахло горячей едой, гулко звучали голоса. Небо совсем потемнело, из низкой черной тучи в землю ударила первая молния.
Свободных мест за столами не было, Мьолльн и Алеа, как потерянные, бродили по залу, и тут чей-то голос произнес:
— Сударыня, сударь, подсаживайтесь к нам — где трое, там и пятеро!
Им улыбались трое молодых людей в странных головных уборах. Алеа удивленно взглянула на гнома.
— Юноши учатся в Мон-Томбе, Алеа. Странно они одеваются, верно?
Алеа и Мьолльн, не зная, что школяры пользуются не слишком доброй славой у местных жителей, дважды просить себя не заставили и тут же уселись за стол напротив них.
— Я — Даррагх, а это Гаррет и Пирс.
Из-за шума грозы и гомона в зале приходилось кричать, чтобы слышать друг друга.
Гном поздоровался, а девочка ограничилась застенчивой улыбкой.
Школяры ели поросячий бок с аппетитной золотистой корочкой. Кухарка, сняв кожу, натерла жирок сахаром, нашпиговала мясо чесноком и запекала, поливая мясным соком. К свинине были поданы тушеные овощи. Мьолльн радостно потер ладони и облизнулся в предвкушении еды, как голодный щенок. Как только поблизости от их стола появилась подавальщица, он попросил, чтобы им немедленно принесли «то же самое». Женщина рассмеялась, кивнула и побежала в кухню.
— Вы на юг или на север? — спросил школяр, представившийся им Даррагхом.
— Я — на юг, в Провиденцию, — гордо сообщила Алеа (предстоящее посещение столицы казалось ей делом весьма почтенным).
