— Предупредить? Да ты обезумел! Хочешь восстановить против себя Совет?!
— Фингин, я не могу позволить, чтобы трое друидов схватили Фелима и моего отца, не дав им шанса доказать свою невиновность. Я должен их предупредить, чтобы у них было время подготовиться. Если ты друг мне, позволь уехать, не предавай меня, а если в мое отсутствие захочешь взять другого магистража, я не обижусь. Пойму, что ты не мог ждать. Прощай, Фингин.
Эрван поклонился другу и побежал к себе. Он хотел бы остаться с Фингином, но его гнала прочь мысль о том, что Алеа и Галиад в опасности.
Эрван быстро собрался, решив ничего не говорить своему боевому наставнику — тот наверняка помешал бы ему уйти, — и, дождавшись темноты, начал спускаться по лестнице, ведущей к морю.
Выйдя на берег, он принялся отвязывать лодку, и в это мгновение ему на плечо легла чья-то рука. Эрван так испугался, что едва не свалился в воду. Обернувшись, он узнал Фингина, облаченного в белый плащ.
— Прежде чем уйти, Эрван, дай согласие стать моим магистражем.
Юноша тяжело вздохнул:
— Почему ты упорствуешь?
— Да потому, что, если ты будешь моим магистражем и с тобой приключится беда, я об этом тотчас узнаю, как бы далеко ты ни оказался. Такой сильной будет связь, что нас объединит.
— У меня нет времени, Фингин. Я понимаю твою тревогу и благодарен за нее. Но времени не осталось.
Молодой друид не собирался сдаваться.
— Тебе достаточно просто согласиться. Забудем о церемонии. Совет меня, конечно, осудит, но мне это безразлично! Умоляю тебя, соглашайся!
— Мы не можем сделать этого здесь. Без согласия Совета. Отец убьет меня.
— Лучшего момента не будет. Если что-нибудь случится, я никогда не прощу себе, что не сумел тебя убедить, и положу конец своей жизни. Доверься же мне, Эрван.
Сын Галиада медленно протянул Фингину руку.
— Почему ты делаешь это для меня? — прошептал он.
— Ты — мой единственный друг, и жизнь, которую я избрал, не позволит мне найти другого. Я десять лет не видел родных. Ты — все, что у меня осталось, Эрван, и я не хочу тебя потерять. Я понимаю и принимаю твое желание уйти, но твое будущее темно и опасно, и я должен знать, что сумею, в случае необходимости, помочь тебе. И потом, я всегда знал, что ты — рано или поздно — станешь моим магистражем…
Друид взял руку друга в свои ладони. Ученикам не объясняют, что им следует делать в это мгновение, и Фингин, доверившись инстинкту, пошел вслед за своей силой. Он смежил веки и открылся сайману. Горячий поток вошел в него, и Фингин мысленно направил силу к руке Эрвана. Он должен был установить связь. Отпереть душу принимающего. Войти в его разум. Понять этот разум и оставить там частицу себя. Фингин никогда прежде не ощущал столь тесного единения с другим человеком, а то, что этим человеком оказался его лучший друг, наполнило душу молодого друида радостью и волнением.
В течение секунды, показавшейся обоим вечностью, они были единым целым. Фингин оставил в душе Эрвана знак своего пребывания, и юноша навечно стал его магистражем.
Когда их связь внезапно прервалась, Эрван увидел, что стоит перед друидом на коленях, как рыцарь, принимающий посвящение. Он ощущал в глубине своего существа новую силу. Силу магистража.
Свершилось то, о чем он всегда мечтал.
— Обещаю тебе, Фингин, что не задержусь вдали от тебя и вернусь, как только найду отца, чтобы исполнять свои обязанности. Моя жизнь принадлежит тебе.
Фингин помог другу подняться.
— Отыщи Алею, — шепнул он, бросив быстрый взгляд на Эрвана. — Отыщи и сделай то, что должен. Она для тебя важнее всего на свете. Я прочел это в твоей душе. Найди ее, Эрван.
— Мы сможем добраться до Борселии за два или три дня, — сказал Фелим друзьям. Они ужинали, сидя вокруг маленького костерка на опушке леса Велиан. — Но всадники, что нас преследуют, едут быстрее, так что придется найти другой способ уйти от погони.
— Вступим с ними в схватку! — предложил Мьолльн.
— Мой дорогой гном, я знаю, как вы храбры и доблестны, и не сомневаюсь, что бой с герилимами не страшит вас, — ответил Фелим. — Я видел вас в сражении, и если когда-то вам недоставало мастерства, то теперь, взяв уроки у Галиада и его сына, вы без труда победите вдвое больше горгунов. Но наши теперешние враги, герилимы, намного опаснее. Даже Галиад поостерегся бы вызывать их на бой, так ведь, магистраж?
— Безусловно. Смысл моей жизни в том, чтобы защищать Фелима, — пояснил Галиад гному, — а эти люди живут, чтобы убивать. Они полны смертоносной ненависти. Смерть — в каждом их движении. Даже их мечи закляты смертью. Говорят, один удар такого меча старит жертву на много лет. Нет, сражение — не выход.
— Мы могли бы стереть наши следы и пропустить герилимов вперед, — высказала свое мнение Фейт.
— Так просто их не проведешь, — покачал головой Фелим. — Если они сумели выследить нас здесь, то найдут где угодно.
— Так что же делать? — нетерпеливо спросил Мьолльн.
— Нужно попасть в Борселийский лес другой дорогой, по которой они не смогут за нами ехать, — подала голос молчавшая весь вечер Алеа.
Никто не произнес в ответ ни слова. Речи Алеи звучали все более странно, она вела себя слишком жестко и невероятно серьезно для своего возраста. Новое предназначение тяжестью легло на ее душу, девочка словно повзрослела до срока. Казалось, она невероятно быстро учится, постигает суть мира, унаследовав загадочное знание, с которым пока не может совладать, хоть оно и помогает ей идти вперед.
— Что еще за другая дорога? — спросил гном. — Мы же не попадем туда по воздуху, ведь так? Ахум. Хотя вместе с тобой я готов теперь ко всему.
— Скажите, Фелим, — спросила девочка, — нет ли способа попасть в Борселию, о котором не ведают люди? Как сильваны путешествуют по лесам, оставаясь незамеченными? Наверное, знают проход?
Фелим казался удивленным.
— Я не знаю…
— Существует множество легенд, — вмешалась в разговор бардесса. — Мне, конечно, известны далеко не все, но в одной и правда говорится, что сильваны знают волшебный способ, потому-то их никто и не видит. Рассказывают, что они входят в одно дерево, а выходят из другого — далеко-далеко…
— Лучше всего будет спросить у самих сильванов, — подвела итог Алеа.
Бардесса растерялась.
— Значит, я должна позвать их моими песнями, но нас тут слишком много, и они могут не захотеть показаться.
— Но попробовать все же стоит, — предложила Алеа.
— Сейчас? — удивилась Фейт.
— А что еще нам остается?
Фейт обвела взглядом спутников, взяла арфу и, отойдя подальше, присела на ствол поваленного дерева и запела.
Ее голос звучал изумительно, и Алеа снова поразилась чудесной мелодии, что завораживала ее, как в самый первый раз, когда девочка услышала волшебное пение Фейт.
Спев три песни, Фейт вернулась к друзьям.
— Они должны были бы уже появиться. Но ваше присутствие их пугает. Мне очень жаль, Алеа.
— Или им ваш голос не понравился… Можете считать, что вам в любом случае повезло: я-то думал, что сильваны вас освистают! — съязвил Галиад.
— А может, их отпугнул ваш запах, — парировала Фейт. — Думаю, с вами нам вообще не стоит тревожиться — даже герилимы не рискнут приблизиться…
— Будет вам, — вмешался Фелим. — Шутки в сторону. Уже поздно, и у нас остается время в запасе. Завтра утром Фейт снова попытается призвать сильванов, а если ничего не выйдет, мы поищем способ бегства. Герилимы совсем близко, так что будьте настороже и прекратите ребячиться. Пора спать, нам всем необходим отдых.
Пожелав друг другу спокойной ночи, друзья молча завернулись в свои покрывала. Каждый думал о грозящей им опасности и о четверых герилимах Маольмордхи, черных призраках на боевых конях, громадных зубчатых тенях, выплывающих из синевы летней ночи. Заснуть оказалось непросто.
Алеа все вертелась с боку на бок, но так и не уснула и в середине ночи решила встать и прогуляться, остыть под ночным ветерком.
