а где-то внутри, в голове.
– Что происходит… – начал он, но заткнулся, услышав слева шелест. То есть не слева от себя, а в левой части головы. Шелест сменило бульканье, скрип.
– Ну что, заработало?
Это донеслось не из интеркома – раздалось в левом ухе.
– Химик! – позвал Пригоршня.
– Я здесь.
– Так, стоп… – он потянулся к интеркому, нашел нужную кнопку и выключил его. – А сейчас ты меня слышишь?
– Ну да. Кстати, ты меня почти оглушаешь. Можешь говорить гораздо тише, только артикулировать… В общем, еще приспособимся, но пока просто говори тише.
– Это, значит, через черепную кость звук попадает на моего «партнера», а от него – к тебе.
– Да, и поэтому я могу слышать также внешние звуки. Вообще «партнер» – это биотехнология, иглы органические, а он сам… не пойми из чего. Иголки прорастут немного дальше и адаптируются. Самонастроятся и начнут тоньше, чище снимать сигналы. Тогда тебе и мне достаточно будет только артикулировать, говорить почти про себя, едва шевеля губами. Если потренироваться, можно делать это так, что даже когда кто-то встанет рядом, он не поймет, что ты с кем-то общаешься. Голова кружится?
– Нет, – ответил Пригоршня, поднимаясь. – Ничего не кружится, только в ухе тянет. Ну и вообще необычно как-то. Ты теперь у меня в башке… Такое чувство, вроде меня подслушивают.
– Это пройдет. Хорошо, теперь ты при нормальном оружии и при связи. Готов снова спуститься к воротам депо и кое-что выслушать?
– Готов. Я всегда на все готов.
– К моему рассказу, боюсь, все же не готов. Давай еще раз наведаемся вниз, а по дороге, раз уж мы теперь с тобой партнеры, я расскажу кое-что про Кауфмана и его экспедицию. Я ведь не просто так работаю в лаборатории. Я занимаюсь расследованием.
– Дэ-Вэ-Эр, – по слогам повторил Пригоршня и стволом силовой винтовки толкнул дверь на лестничную площадку. Он держал горящий фонарик, а на плече висел снятый с предохранителя «Вихрь». Яркий луч светил прямо вперед. Голос у Пригоршни был спокойный-спокойный, как у мертвеца. Он сейчас почти все силы тратил на то, чтобы говорить спокойно, потому что Химик рассказывал просто невероятные вещи, от которых на лбу выступала испарина.
– Дивизион Внутренних Расследований, – повторил Химик. Место, откуда доносился его голос, немного сместилось, теперь он звучал в районе виска. – Я, можно сказать, агент-внедренец. Делюсь с тобой секретной информацией потому, что положение безвыходное, мой помощник остался в Зоне с экспедицией Кауфмана. У меня нет других союзников. На самом деле, тебе не положено все это знать.
– Так я и не хочу! – возмутился Пригоршня, пересекая лестничную площадку. – Зачем мне проблемы? Иди на фиг из моей головы! Я сейчас просто вытащу «партнера» и…
– Нельзя, повредишь височную долю. Хочешь идиотом стать? Теперь его можно извлечь только специальным щупом.
– А почему ты мне раньше не сказал, кандидат? То есть какой ты кандидат – агент!
– Я действительно кандидат наук. После армии вышел в отставку сержантом, долго был на гражданке, пошел в науку. А когда появилась Зона, меня опять… позвали.
– В шпионы позвали, ага, – Пригоршня взялся за колесо на техническом люке.
– В агенты, Пригоршня, в агенты. Позвали потому, что командованию нужен был свой человек в Комплексе. Через Периметр идет подпольный трафик артефактов, понимаешь? Незаконный.
Пригоршня сипло прокашлялся и сказал:
– Конечно, это все знают. Сталкеры торгуют.
– Да. Есть законный вывоз «аномальных продуктов Зоны», как их называют в документации, а есть подпольный. Там крутятся сотни миллионов долларов. Знаешь, сколько за разные артефакты платят корпорации или спецслужбы других стран? В том числе и недружественных нам?
Раскрывая люк, Пригоршня сглотнул. Спокойно, спокойно! Чертов агент не догадывается, что связался с человеком, который
