областях мира, мы не сможем подтвердить наших гипотез. Из всего, что нам известно, следует, что стоит нам оказаться в зоне заражения, и мы умрем. То же самое может случиться с другими оставшимися в живых, которые находятся за пределами территорий, где прошел дождь. Вы, вероятно, догадываетесь, что проверять на себе эту теорию никому не хочется.
Эмили внимательно слушала Джейкоба, параллельно задаваясь вопросом, следует ли ей рассказывать о красной пыльной буре или о том, что она видела на восемнадцатом этаже. Не подумает ли Джейкоб, что она сошла с ума? Черт возьми, она на его месте точно бы так решила. Рассказ о том, что она видела какое-то чудовище, пожиравшее молодую семью, некогда проживавшую в квартире этажом выше, вряд ли покажется ему убедительным.
– Я… я кое-что видела, Джейкоб, – наконец выпалила она, не успев даже понять, на что решилась. – Кое-что странное. Ненормальное.
Джейкоб замолчал на полуслове.
– Что вы подразумеваете под ненормальным, Эмили?
«Вот ведь срань какая! – подумала Эмили. – Теперь мне придется это сказать». Сомнения снова закопошились у нее в мозгу, но она знала, что на самом деле видела то, что видела, что дело не в стрессе и не в ее воспаленном сознании. Значит, ей следует об этом рассказать.
– Тут такое было… уже после того, как все умерли. Дождь превратился во что-то типа таких отдельных пылинок, и… – Она помолчала, потом глубоко вздохнула и решилась: – Кое-что случилось с семьей, которая жила в квартире надо мной. Они умерли, но… превратились… изменились… стали чем-то еще.
– Та-а-а-ак, – недоуменно протянул Джейкоб.
– Послушайте, – продолжала она, – я знаю, это прозвучит безумно, и знаю, что вы подумаете, будто я чокнулась. В смысле я сама сомневаюсь, в себе ли я, но, клянусь, я не придумала то, о чем собираюсь рассказать.
И Эмили поведала Джейкобу о странной пыльной буре, о том, как садились пылинки на кожу мертвого бродяги, и о том, как позднее они старались проникнуть к ней в квартиру. Она хотела было умолчать о том, что приняла за детский плач, о том, как выломала дверь и обнаружила в квартире монстра, но ведь она уже рассказала о вещах столь же странных, как прохладный жар и беззвучный гром, верно? Тогда чего стесняться?
Закончив свой рассказ, Эмили была почти уверена, что вот-вот услышит, как Джейкоб нажимает кнопку отбоя. Она прямо представляла себе, как он задается вопросом, каким это образом его угораздило связаться с последней живой сумасшедшей Нью- Йорка.
– Интересно, – наконец произнес Джейкоб.
Ну, во всяком случае, это был не тот ответ, которого она ожидала.
– Вы мне верите? – спросила она, все еще сомневаясь, правильно ли его поняла. – Я не сумасшедшая?
– Я не могу судить о том, что вы пережили с тех пор, как выпал красный дощць, Эмили. И, если уж начистоту, мы оба знаем, что, если бы вы рассказали мне историю вроде этой всего пару-тройку дней назад, я бы реагировал на нее иначе. Но после того, что вы… что все мы пережили? Нельзя сбрасывать со счетов никакие свидетельства, даже самые субъективные.
Несколько секунд они молчали, поскольку каждый обдумывал, что сказать дальше. Наконец Джейкоб заговорил:
– Я сказал, что мы можем только строить догадки. Да и что нам остается – только обмениваться между собой идеями сейчас, когда все… – Он поискал точное слово: – Закончилось. Мы уже совместно проанализировали всевозможные версии, неважно, насколько бредовыми и оторванными от реальности они казались, и отмели большинство из них либо как совершенно невозможные, либо как маловероятные. А то, что у нас осталось, звучит абсолютно, как вы, Эмили, выразились, безумно.
Эмили услышала, как Джейкоб отхлебнул что-то, глотнул и начал быстро развивать свою мысль.
– В чем мы уверены, – продолжал он, – так это в том, что по всему миру произошло
