Плохо, поняла Эмили. Может быть, совсем плохо.
На экране снова появилось лицо молодого человека, и все собравшиеся у экранов разом ахнули в потрясении и ужасе. Камера совсем недолго была обращена на улицу, но за это короткое время белки глаз у юноши стали абсолютно красными. Его глаза теперь напоминали две лужицы густеющей крови, в них не осталось и намека на белый цвет. Нити кровеносных сосудов, которые Эмили заметила раньше, теперь стали вдвое толще, расползлись по щекам и по всему лицу. Из обеих ноздрей вдруг потекли густые струйки кровянистой слизи.
Возможно, виной всему был ее собственный страх, но Эмили видела в глазах несчастного, которые стали похожи на черные ямы, охвативший его ужас. Охваченные каким-то извращенным очарованием, люди перед экранами смотрели, как Франсуа, силясь что-то сказать, открыл рот, потом закрыл его, а потом оттуда вдруг хлынул поток красной жидкости, забрызгав объектив камеры. Ноутбук выпал из рук молодого человека, и на экранах телевизоров появилось изображение ножки стула. Из динамиков донесся тихий захлебывающийся стон. Он быстро оборвался, видимо, ведущая программы Си-Эн-Эн приглушила звук. Она дрожала и была так бледна, что этого не мог скрыть даже толстый слой косметики. Постаравшись взять себя в руки, ведущая произнесла:
– Если… если вы все еще с нами…
Но Эмили не услышала последующих слов, потому что стоявшая рядом с ней миниатюрная блондинка вдруг разрыдалась и схватила ее за руку:
– Нет! Ох, нет! – снова и снова повторяла блондинка.
Эмили никак не могла вспомнить, кто это. Паника в голосе этой молодой женщины все нарастала, пальцы сильнее и сильнее сжимались на руке Эмили, по щекам побежали слезы.
– Неужели это случится и со мной? – еле слышно блеяла она, вцепившись свободной рукой в собственную испачканную красным блузку. – Неужели я
Эмили сжала ее руку так крепко, как только смогла.
– Нет, конечно же, нет, – сказала она, хотя даже ей самой было слышно, как неуверенно звучит ее голос. – С нами все будет хорошо. – Эмили постаралась произнести это как можно убедительнее и подкрепила свои слова вымученной улыбкой.
Свен оттащил ее в сторону.
– Ты веришь во все это дерьмо? Господи Иисусе!
– Как насчет других новостных агентств? Что они говорят? – спросила Эмили.
– То же самое: вначале идет красный дождь, а потом люди умирают. А из тех стран, что восточнее Германии, уже несколько часов нет никаких известий. Похоже, что вся Европа к хренам собачьим
– Ну так что конкретно мы должны делать? – спросил Фрэнк Эмбри, один из криминальных репортеров. Ему было хорошо за шестьдесят, и он выглядел так, словно сошел со страниц романа Рэймонда Чандлера[4]. Фрэнк всегда зачесывал волосы назад, никто и никогда не видел его без серого плаща (сам Эмбри настаивал на названии «макинтош»). Зимой он ходил в этом плаще, а летом везде таскал с собой, перекинув через руку. В другой руке у него неизменно был свернутый в трубочку вчерашний выпуск «Трибьюн». Всякому, кто интересовался, почему он выбрал такой образ, Фрэнк неизменно отвечал: «Так гораздо таинственнее». Большинство репортеров считало, что он слегка с приветом, но Эмили находила его просто очаровательным.
Весть штат «Трибьюн» собрался в конференц-зале на первом этаже. Через двадцать минут после того, как Эмили вернулась в офис, руководство созвало общее собрание. Маленькую комнатку пропитал страх; тут было слишком тесно для такой толпы, и в воздухе витал запах пота. Когда Эмили вошла, начальство уже восседало за длинным столом на восемь персон, а остальные сотрудники либо торчали посреди комнаты, либо подпирали стены.
– А вот это, ребята, на ваше усмотрение, – заявил Конколи. – В любой другой день я сказал бы, что каждый должен оставаться на своем посту. Черт, да каждый тут помнит, что творилось одиннадцатого сентября, когда мы тут дневали и ночевали трое суток подряд. Но сейчас? Сейчас работа не волк, все в лес смотрит.
При других обстоятельствах Эмили, услышав последние слова Конколи, расхохоталась бы, и большинство сотрудников поступило бы так же. Нервничая, Конколи частенько коверкал пословицы, это было мило и забавно, но сегодня все пропустили его оговорку мимо ушей.
– Я разговаривал и с главным редактором, и с издателем, – продолжал Конколи. – Им, конечно, хотелось бы, чтобы газета сегодня вышла, но они тоже смотрят телевизор. Они просили меня сказать, что выбор за вами.
– Вот это точно! – прозвучало откуда-то из дальнего угла комнаты.
