В одном углу комнатушки стояла, рассеянно глядя в голограмму, женщина, похожая на Тига.
– Это Нина, – сообщил Тиг Волдырь. – Моя жена.
Эд посмотрел на нее сверху вниз. На лице его возникла широкая улыбка.
– Привет, – сказал он. – Рад тебя видеть, Нина. Найдется что пожевать?
В каждой клетушке стояла дешевая кухонная плита. Новочеловеки предпочитали вермишелевый суп. (Иногда там плавали объекты вроде кубиков льда, только теплые и синеватые.) Эд пробыл в Крольчатнике четыре недели. Как и все, спал он на полу, на матрасе. Днем Тиг Волдырь уходил в город – там толкнет абнормальные гормоны, тут разгонялки, только осторожно, чтобы на сестричек Крэй не наткнуться. Эд смотрел голограммы и ел пищу, приготовленную Ниной. По большей части время текло медленно. Эда терзала ломка. Ощущение болезненное: реальность зачастую надолго отдалялась, и ему было еще хуже оттого, что торчал он в странном местечке среди новочеловеков. Эд пытался вспомнить, кто он такой. Он помнил только Эда-персонажа, детали биографии которого проступали с кристальной ясностью, хотя в действительности ничего этого не происходило. После обеда на третий день Нина Волдыриха опустилась на колени рядом с Эдом, пока он сидел на матрасе.
– Могу я тебе помочь? – спросила она.
Эд взглянул на нее:
– Ты знаешь, да.
Он потянулся к ней, обхватил руками за ребра и, приложив некоторое усилие, заставил оседлать себя. Она не сразу поняла, чего он хочет. Потом с преувеличенной серьезностью стала строить недотрогу.
– Я же вся кожа да кости, – пожаловалась она.
Он коснулся ее: тело, по сути, ничем и не пахло, но постепенно стал проявляться плотный сладкий аромат. Он касался ее снова и снова, она дергала ногами, задерживала дыхание и что-то восклицала, дрожала и сворачивалась в клубочек. Глянув на руки Эда, она задрала хлопковое платьице до талии.
– Ой, – опомнилась она, – ты посмотри на себя. – И рассмеялась. – В смысле, на меня.
Ребра ее выступали как-то странно.
Потом она сказала:
– А разве это правильно? Мы с тобой неправильно поступили. Совсем неправильно.
Она издала шипение, подняла руку и провела ею по лицу, через голову.
– А разве это правильно?
Его до мозга костей продирало баковым отходняком. Органический эффект клеточной природы. Но было в этом ощущении что-то от ностальгии. Настойчивое, как подавляемый вопль, желание вернуться в утраченный любимый мир. Исцеления ему не видать, но на время помогал и секс. Твинки в ломке отчаянно жаждут секса, для них это все равно что морфин.
– Правильно, – сказал Эд. – О да. Вот так.
Четыре недели прожил он в Крольчатнике, и каждый обитатель этого местечка пытался имитировать Эда. Доводилось ли им прежде так тесно контачить с людьми? Какой смысл они в это вкладывают? Они слонялись на пороге барака и бросали в его сторону мрачные, апатичные взгляды. Типичный для него жест или манеру речи за час перенимали все новочеловеки. Дети носились из клетушки в клетушку, подражая ему. Нина Волдыриха подражала ему даже в соитии.
– Раскройся еще немножко, – предлагала она. Или: – Теперь я в тебе. – Смех. – В смысле, ты во мне. О Боже! Ой, бля!
Она была ему идеальной партнершей: незнакомка, да вдобавок еще загадочнее его самого. Кончив, она неловко вытянулась у него на руках и сказала:
– Ой, здорово-то как! Так удобно.
И спросила:
– Кто ты такой, Эд Читаец?
Вариантов ответа было несколько, но у нее тоже имелись свои предпочтения. Скажи он: «Я обычный твинк» – она неподдельно рассердится. Спустя несколько дней он почувствовал, как ломка отступает. Еще много времени пройдет, пока он вернется к себе, но голоса отходняка уже отдалялись. Он начал вспоминать детали жизни настоящего Эда Читайца.
– Я в долги залез, – объяснял он. – Я, наверное, всем в этой гребаной Вселенной должен.
Он посмотрел на нее сверху вниз. На миг они встретились взглядами, потом Нина внезапно отвела глаза, словно ей стало стыдно.
– Тсс, тсс, – произнес он с отсутствующим видом. Потом добавил: – Наверное, они только и хотят, что выбить из меня долг или
