К чему я все это сейчас вспоминаю? А к тому, что предсказать точное время приливов и их высоту в этом мире было непросто. Саед как-то угадывал, но мне до него далеко.
А нам очень нужен был прилив. И желательно повыше. Если на его пике посадить корабль на мель возле пологого берега, в отлив значительная часть днища покажется из воды и мы получим доступ к подводной части корпуса. Понятно, что ремонт будет частичным, да и качество поспешной работы отличным не назовешь, но до Межгорья не так уж далеко, и шансы добраться без дополнительных приключений велики.
Проблема заключалась лишь в том, что никто на «Рыжем псе» не имел представления: отлив сейчас или прилив. Или ни то, ни другое.
Норп даже привел на площадку к рулевым тощего типа с гипертрофированными руками и плечевым поясом — при скромных ногах эти красноречивые признаки выдавали в нем матерого невольника на гребных судах.
— Это Ольб, он из канегов, а они все как один лучники отличные. Глаз у него — как у ястреба.
По мне, он выглядел скорее близоруким — уж очень рассеянный какой-то взгляд. Но придираться не стал, спросив о другом:
— И зачем он здесь?
— Может, как-то сумеет понять, прилив или отлив сейчас.
С сомнением покосившись на приближающийся берег, я покачал головой:
— Даже сотня канегов тут не поможет. Надо остановиться, понаблюдать, прибывает вода или убывает.
— Камни, — неожиданно произнес Ольб.
— Что? — не понял я.
— Между берегом и нами камни. Их почти не видно, скрыты волнами. Редко выглядывают. Их много.
Не доверять словам «снайпера» у меня не было оснований, я и сам в движении волны замечал что-то неправильное.
— Норп! Команду на весла! Отходим!
Тот молча скатился вниз. Не дурак, понимает, что этот берег не для нас. Имейся на борту опытная команда при знающем лоцмане — шансы найти проход, если таковой существует, были бы высоки. Но у нас нет ни того, ни другого, значит, и «Рыжему псу» здесь не место.
Пусть у нас в носу опасная течь, но надо уносить ноги.
Вопреки ожиданиям, берег не начал удаляться, несмотря на работу гребцов. Более того — он продолжал приближаться. Обвинять в этом ветер было неправильно: хоть он и свежел, но не настолько, чтобы противостоять мышечной силе десятков человек.
Норп, тоже это заметив, вернулся на площадку.
— Дан, нас продолжает нести на берег. Ветер слишком сильный.
— Это не ветер — это течение. Придется отдавать якоря.
— Но мы остановимся, и все. А как уйдем потом?
— Каким бы ни было течение, в прибрежной полосе при отливе оно ослабеет или даже в обратную сторону пойдет. Или дождемся изменения направления ветра и попробуем вырваться на парусах. Так что отдаем якоря, оба.
Якоря бухнулись в воду и быстро пошли ко дну, разматывая бухты тросов.
И размотали без остатка.
— До дна не достали! — охнул кто-то из невольников.
Я не очень удивился. Море это не без сюрпризов: то сутками идешь, едва дно килем не задевая, то вдруг такая бездна под днищем разверзается, что лотом не промерить.
— Ждем! — приказал я. — Возле берега глубины станут меньше, и якоря зацепятся.
Камни уже слепой мог заметить, по характерному шуму ломающихся на них волн. Но якоря как висели двумя соплями из простуженного носа, так и продолжали висеть. Я начал подозревать, что рифы являются границей мелководья и зацепиться за дно у нас если и получится, то слишком поздно.
Пришлось спешно принимать сложное решение. Если оставить бесполезные сейчас якоря в таком положении, они затруднят маневрирование судном, так как увеличивают сопротивление. Поднять? А вдруг дно все же окажется ближе, чем я опасаюсь?
Пошел на компромисс: приказал поднять носовой якорь, оставив кормовой за бортом.
Гребцы надрывались так, как не надрывались под плетьми надсмотрщиков. Но тщетно: «Пес», отчаянно маневрируя перед стеной рифов, так и не находил безопасного прохода, а камни становились все ближе и ближе.
