радиоуглеродными исследованиями…
Великовский долго не мог оторваться от письма. Если бы Эйнштейн мог прочитать его! Впрочем, к концу своих дней он перестал сомневаться в реконструированной Великовским истории.
Сложнее обстояло дело с твердокаменным сторонником теории единообразия – Гарри Гессом. Все же Великовский не терял надежды, что новые открытия в геологии и палеонтологии, в конце концов, возьмут верх над системой ценностей, усвоенной этим честным и добрым человеком.
Но какие дополнительные доказательства нужны историкам, чтобы уже сегодня согласились с правильностью реконструированной хронологии древнего мира?
Во время археологических раскопок в 1950 году было установлено, что стены Иерихона рухнули в то время, когда в Египте завершилось Среднее царство.
Согласно конвенциональной истории, Исход произошел через пятьсот лет после конца Среднего царства. Следовательно, подойдя к Иерихону, израильтяне должны были увидеть давно разрушенные крепостные стены. Но Библия описывает, что крепостные стены были разрушены во время осады Иерихона израильтянами.
Согласно хронологии Великовского, это произошло именно в конце Среднего царства.
В рамках реконструированной истории нет никаких противоречий между письменными свидетельствами и находками археологов.
Великовский вспомнил еще одно археологическое исследование. Израильский профессор Игал Ядин, в прошлом генерал-лейтенант, начальник генерального штаба Армии Обороны Израиля, установил, что Хацор был важным городом в период владычества гиксосов. В Библии описано, что израильтяне под предводительством пророчицы Деборы, воевали с Хацором. Если следовать конвенциональной истории, этой войны не могло быть, потому что израильтяне появились в Палестине примерно через пятьсот лет после падения Хацора. Но находки Ядина, подтвердившие правильность библейского описания, – хотел он этого или нет – полностью согласуются с реконструированной хронологией. Игал Ядин опубликовал свои данные, не упомянув Великовского. Кто знает, появилась бы в печати его статья, будь в ней ссылка на Великовского?
Горько было думать об этом. Тем более, что в данном случае примешивались эмоции, не имеющие отношения к науке.
57. УНИВЕРСИТЕТЫ ОТКРЫВАЮТ ДВЕРИ. «КОСМОС И ХРОНОС».
В 1964 году университеты приоткрыли двери аудиторий, чтобы из уст самого Великовского услышать о его «крамольных» гипотезах. До этого только благодаря стараниям Гесса о них слышали в Принстоне из уст автора. 13 февраля 1964 года Великовский опять выступил перед Форумом аспирантов Принстонского университета.
Снова, как и прежде, лекция произвела неизгладимое впечатление на аудиторию.
Снова профессора, несогласные с теорией Великовского, заявляли, что впечатление зависит не столько от того, что он излагает, – хотя, конечно, знаний у этого человека хватило бы на десяток профессоров, – сколько от того, как он это преподносит. Трудно понять, в чем именно заключается волшебная сила его речи, несмотря на непреодолимый русский акцент.
Отношения между Великовским и Гессом претерпели существенную эволюцию – от взаимной симпатии двух интеллигентных людей до дружбы, несмотря на то, что оба исповедовали различные философские концепции. Без громких слов и жестов Гесс снова продемонстрировал, что значит быть другом.
С интересом и нетерпением Принстон ожидал публичную дискуссию между Великовским и Колином Питтендраем по поводу дарвиновской теории эволюции. Несколько лет назад Питтендрай, профессор биологии Принстонского университета, пришел в гости к Великовскому.
Питтендрай признался коллегам, что, несмотря на диаметрально противоположные позиции в биологии, он не может устоять перед уникальным интеллектом Великовского, перед огромным запасом знаний и личным обаянием этого необычного человека. Конечно, он не согласен с ним, но общение с Великовским доставляет ему огромное удовольствие.
Противникам, встречающимся за шахматной доской, вовсе не нужна общность мировоззрения, чтобы насладиться встречей.
Сейчас профессор Питтендрай поставил условие: во время дискуссии Великовский не должен приводить проблему вымерших видов животных как аргумент против дарвиновской теории. «Помилуйте, – говорил Великовский, – но это подобно состязанию на ринге двух боксеров, у одного из которых связаны руки».
Отношения между участниками предстоящей дискуссии становились напряженными. Но Великовский не мог отказаться от защиты своей позиции во время дискуссии.
Гесс не хотел, чтобы уменьшилось число людей, поддерживающих приятельские отношения с Великовским. Походя, словно делает нечто совсем несущественное, он предложил себя оппонентом вместо Питтендрая.
Это проявление дружбы до глубины души растрогало Великовского.
В обществе Вудро Вильсона в Принстонском университете Великовский прочитал лекцию 16 марта 1964 года. В апреле и мае состоялись его лекции в Киука-колледже, в Обурн-колледже, и в Юнион Карбид. Всюду – восторженный прием. Всюду уверенность студентов и молодых ученых в том, что близок день полного и всеобщего признания неоценимых заслуг Великовского перед наукой. Всюду реакция несогласных с Великовским профессоров: конечно, он неправ, но это необыкновенный человек! В Юнион Карбид не оказалось несогласных. Инженеры восприняли доказательства Великовского как само собой разумеющееся.
В сентябре старый верный друг Гораций Кален организовал выступление Великовского в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке. Очередной триумф был воспринят Каленом, как личный успех.
К началу лета 1965 года «Миры в столкновениях» были изданы в США в твердых переплетах 16 раз, в Англии – 15 раз. Тринадцать изданий выдержала в Англии «Земля в переворотах». В это время компания «Дельта» осуществила первое издание «Миров в столкновениях» и «Земли в переворотах» в мягких переплетах.
Могли ли Шапли и ему подобные оставить такое событие «не отмеченным», тем более, что исполнилось 15 лет после выхода в свет первой книги Великовского и все, предсказанное им, подтвердилось и ни одно из его предсказаний не было опровергнуто? Могли ли Шапли и ему подобные прекратить разрушительные действия против Великовского, если, несмотря на их титанические усилия, его популярность в научном мире росла, а его отвергнутые и оклеветанные теории с каждым годом все прочнее укреплялись в науке?
Гарвардская обсерватория делала все возможное, чтобы опорочить Великовского.
Верный старому Шапли, Менцель старался не менее Пайн-Гапошкин. Кое-что пока получалось. Но, если честно признаться, это – поражение. От человека, не причастного не только к астрономии, но и вообще к точным наукам.
Когда летом 1965 года до Шапли дошел слух о том, что «News Week» готовит статью о Великовском в связи с открытиямими американского космического корабля «Маринер II», он позвонил в редакцию и, придав своему голосу былую снисходительную уверенность, посоветовал не делать такой глупости.
В редакции встревожились. Черт его знает, кто прав? С одной стороны, вроде бы абсолютно определенные открытия и абсолютно определенное предсказание этих открытий, с другой, – старый Шапли. Он-то ведь что-то знает. В «News Week» статья не появилась.
Зато сейчас, летом 1965 года, в приложении к «Геральд трибюн» «Book Week» – в Нью-Йорке, в «Вашингтон пост» и в 'Examiner» в Сан-Франциско появилась еще одна рецензия на «Миры в столкновениях», написанная Вилли Лейг автором популярных произведений о космических путешествиях. То ли уровень Лея был не выше развлекательных писаний о ракетах, то ли он выполнял заказ Шапли и ему подобных, но рецензия содержала старые, пятнадцатилетней давности аргументы гонителей Великовского, приправленные невежественными замечаниями автора статьи.
