бабий вой. Выли женщины, которые увидели своих мужей и отцов окровавленными, еще громче выли те, чьи мужчины были тихи и бесчувственны, примотанные к спинам коней. Но куда жалобнее и отчаяннее скулили бабы, которые не могли найти любимых ни среди тех, ни среди других.
– Где он?! – больно вцепилась в руку Олега Сирень, едва тот спустился с седла. – Он оставался с тобой!
– Осторожно! – поморщился ведун. – Он там, там… на лошади!
Ведьма не была бы девочкой-волчицей, если бы мгновенно не узнала дыхания и не учуяла запаха. Сирень метнулась к каравану, одним движением ладони рассекла веревки, сняла Водяного со спины лошади и осторожно опустила вниз, на траву.
– Он жив, не умер, – прошептала она. – Он теплый, у него бьется сердце. Но я не чую движения крови. Колдун!!! – заорала она. – Где его кровь?!
– Водяной остался, чтобы защитить обоз, – ответил Олег, подойдя ближе. – Спасти свою семью, спасти своих соседей. Спасти тебя. Ради вас он проливал свою кровь. И теперь ее нет. Он попал под удар булгарского меча.
– Великая Макошь, смилуйся над нами, матушка! – подбежав, завыла женщина, упав сыну на грудь. – Не забирай его, милостивица, кровинушку мою, дитятку…
– Отойди, смертная, – резко отодвинула несчастную Сирень. – Он не умрет. Я не отдам его. Никому…
Она наложила ладони на голову раненого, замерла. Паренек застонал, его веки дрогнули.
– Ты можешь его исцелить? – вцепилась в Сирень заплаканная женщина.
– Он мой! – ответила ведьмочка. – Я не отдам его даже смерти!
– Будь осторожна, – посоветовал Олег. – Он очень слаб. Переливание крови придумают только через тысячу лет. Ныне нить его жизни столь тонка, что ее можно порвать любым неосторожным движением.
– Кто ты такой, чтобы меня учить, несчастное существо? – вскинула голову Сирень. – Если я захочу, уже завтра он будет ходить!
Она раскрыла ладонь над лицом раненого. Тот застонал и открыл глаза. Улыбнулся, прошептал:
– Сирень…
– Я, – сказала ведьма и… упала. Заскребла пальцами землю.
– Ненормальная! – кинулся к Сирени ведун, опустился рядом на колени. – Ты что, собралась жить за двоих?
– Не твое дело! – ответила девочка, закатывая глаза.
– Еще какое мое! Если ты потеряешь облик, я даже не представляю, чем это кончится…
Олег передвинулся к Водяному, приложил ухо к его груди. Потом ощупал повязку, стал один за другим расстегивать ремни, сдернул тряпку. Под ней тянулась длинная кровавая корка, сросшаяся с полосой из болотного мха. Ведун вздохнул, переполз обратно:
– Рана закрылась, теперь он не умрет. Поваляется дней десять, потом на четвереньках ползать начнет. А к листопаду и на ноги встанет. Ты слышишь меня? Ты его спасла. Все, спасла! Теперь думай о себе!
Он поднял ведьму на руки, положил ее на спину коня, взялся за веревки. Но Сирень повернула голову и сказала:
– Я сама.
Лошадь мотнула головой и широким шагом побежала к лесу на краю поля. К лесу – источнику силы воспитанницы волков.
Она вернулась на рассвете – теперь уже верхом, бодрая и веселая. Спешилась возле Олега, но первым делом кинулась к Водяному, погладила по голове.
Тот открыл глаза, улыбнулся.
– Молчи. Отдыхай, – сказала ему девочка. – Набирайся сил. Ты нужен мне сильным. Очень сильным. Вчера я испытала боль. Но зато теперь я готова ответить на твой вопрос. Да, я готова быть рядом с тобой остаток твоей жизни. Мне не нужно от тебя ничего. Просто будь рядом. Я согласна на все.
– Вот только такого геморроя мне и не хватало… – вздохнул ведун.
Однако пленницу его мнение, похоже, интересовало меньше всего.
Наверное, странные поступки нескольких спутников, их поведение и привлекли бы внимание окружающих людей, если бы только они сами не оплакивали своих близких и не выхаживали раненых, если бы не потеряли любимый дом, родню и не бежали от смерти. Бабам и старикам, чудом избежавшим мясорубки, малых бы своих накормить, с лошадьми управиться – тут уже не до подглядываний, что и почему в соседском возке творится, о чем там беседуют и чем клянутся.
Одна за другой телеги выползали на дорогу, катились вперед по незнакомой Олегу дороге. Поля, луга, мосты, перелески. Солнце поднималось все выше, словно забыв, что лето давно позади. Радостно и весело, совсем по-весеннему пели птицы.
