похож на моего сына Хьюберта.
Гай решил не выяснять о судьбе ее сына, так как ему сейчас хватало и собственных проблем.
Когда Метьюс покинул ночлежку, на улицах Балтимора начинался новый день. Электромобили таксистов, традиционного желтого цвета, деловито сновали по дороге в обоих направлениях. Таксисты спешили занять «рыбные» места в центре города, поближе к вокзалам и деловым районам.
На домах, одна за другой, гасли голографические вывески ночных магазинов и разномастных торговых лавочек. Горожане из числа ранних пташек покидали свои квартиры для того, чтобы совершить утреннюю пробежку, или выгулять домашних питомцев, или совместить и то, и другое.
Гай хмуро смотрел на прохожих и думал над тем, куда же ему податься. В первую очередь Метьюсу стоило избегать попадания в объективы видеокамер, которыми были буквально напичканы здания и улицы в центре города. Значит, ему следовало оставаться в бедных районах, где концентрация недремлющих глаз Большого Брата была гораздо ниже…
Внутренние размышления Метьюса были грубо прерваны парочкой афроамериканцев, одетых в прозрачные пластиковые комбинезоны яркой кислотной окраски.
— Альма, ты посмотри, это же тот неубиваемый парень из Ворлд Туба!
— О, черт! Эй, мистер, разрешите с вами сфотографироваться! Боб, сфотографируй нас… — девушка попыталась ухватить Гая за локоть, но тот грубо оттолкнул ее и припустил вдоль по улице. Вслед ему неслись крики обиженной парочки: — Эй, мистер Бессмертный, куда же вы? Постойте!
Метьюс, не разбирая дороги, бежал прочь, толкая на ходу случайных прохожих. Но на его беду, парочка бросилась вслед за ним, оглашая окрестности истеричными воплями. Пробежав пару кварталов, Гай остановился отдышаться и обернулся посмотреть, удалось ли ему оторваться от преследователей. То, что он увидел, заставило космонавта открыть рот от удивления.
По улице бежала толпа. Старики и дети, мужчины и женщины, белые и цветные. Возглавляла преследование все та же парочка в кислотных комбинезонах.
— Мистер Бессмертный! Стойте! Мы хотим с вами поговорить!
— Автограф, мистер! Только один автограф!
— Чувак, мы только хотим сфотографироваться с тобой, не будь таким гордым куском дерьма!
Простонав от отчаяния, Гай метнулся в ближайшую подворотню, при этом больно ударившись щиколоткой о стоявший у стены контейнер для мусора.
— Твою мать! — выругался Метьюс. Попытавшись сделать пару шагов, он скривился от острой боли, пронзившей травмированную ногу, подобно раскаленному пруту железа. Поняв, что с такой ногой ему далеко не уйти, Гай откинул крышку мусорного контейнера и с трудом забрался внутрь. Вонь от протухших продуктов тут же забила нос, у бывшего космонавта перехватило дыхание. Но, несмотря на омерзительное амбре, Гай судорожно заработал руками и ногами, стараясь как можно глубже закопаться в груде мусорных пакетов. Добравшись до дна контейнера, Метьюс замер и постарался не дышать, чтобы не зайтись приступом спазматического кашля.
Через минуту он услышал гомон толпы. Голоса, приглушенные мусорными пакетами, звали Метьюса и требовали выйти и уделить им внимание.
Люди рассыпались по подворотне и принялись осматривать все темные углы и закоулки. Сердце Гая екнуло, когда кто-то из преследователей откинул крышку и заглянул в контейнер.
— Фу, ну и вонища!
Захлопнув контейнер, неизвестный удалился. Гай не знал, сколько времени он провел в своем пахучем убежище, прежде чем рискнул выбраться наружу. Приоткрыв крышку на пару сантиметров, Метьюс осторожно огляделся вокруг. Подворотня опустела, преследовавшая его толпа разошлась по своим делам.
Спрыгнув на землю, Гай с удивлением обнаружил, что нога больше не болит. Задрав штанину, он внимательно осмотрел щиколотку, но не смог обнаружить на ней ни синяка, ни царапины.
Приведя одежду в относительный порядок и стряхнув с себя налипший мусор, Гай направился в глубь подворотни. И стоило ему на секунду расслабиться, как его схватили за шиворот и втащили в распахнутую дверь.
— Я заметил, как вы прятались в том мусорном контейнере, и подумал, что вам не помешает на время укрыться от посторонних глаз, — незнакомец протянул Гаю фарфоровую чашку с кофе. — Простите, что так грубо пригласил вас к себе, но я
