— Их?
Мне-то представлялось, что Кирей один такой.
— Десятеро было поначалу.
— Было?
— Пять лет тому царь разрешил им домой воротиться… всем, кроме Кирея.
И вновь замолчал Архип Полуэктович, а мне вот подумалось, что сказка нонешняя уж больно печальною выходит.
Получается, рос Кирей ни своим, ни чужим.
Вырос и вновь… наследник, которому наследовать не дадут, остановят. Коль не по закону, не знаю уж, каковы законы у азар, то иным путем. А путь оный — в сырую землю ведет, по путям костяным, по дорожкам туманным.
И от мыслей таких зябко стало.
Надобно греться собственным огнем, да только жутко мне, потянусь, да не дотянусь… трону и отступлю, а ну как вновь вырвется дикое, шалое пламя.
— Но мы ж не о том, Зосенька. — Архип Полуэктович будто бы и не замечает, сказал, что сама я с собою управиться повинна, а как — тут каждому свое. Он лишь глядеть будет, чтоб не причинила я вреда ни себе, ни людям. — Мы про то, что от азарина и у простой девки азарин родится. А вот коль отцом человек, то и выходит кровь мешаная…
Вновь замолк.
Задумался.
— Странно, что ты да огнем открылась…
— А чем должна бы?
Околею. Божиня видит, что еще немного, и околею… помнится, одного года, я тогда еще мала была, неразумна, нашли за ближним леском покойника. Зимою-то шел, да, видать, заблудился в метель. Сказывали, что синим он был, а на лице — улыбка пресчастливая. К бабке тогда ходили, кланялися, чтоб глянула по-свойму, нет ли за тем покойником беды какой.
…на меня и глянуть некому будет.
Схоронят туточки, у оградки. Добре, ежели куста ракиты на могилку мою не пожалеют, а то и вовсе не станут маяться, затянут травушкой зеленою аль какими иными, пользительными, растениями-с.
И жалко себя стало, ажно до слез.
Где мои годы младые? Не пожила, на мир не поглядела… и ладно бы надобен мне этот мир, но ведь и вправду, не пожила… кто обо мне вспомнит? Кто всплакнет? Кто на ночь духов поделится сметанкою и хлеба куском?
— Зослава, — грозно произнес Архип Полуэктович, — прекращай дурить.
А разве ж то дурь?
— Вы только моей бабке отпишитеся, что померла Зослава…
— Сама и отпишись, — отмахнулся наставник.
— Что померла?
— Что живая… эх, Зослава, Зослава… значит, батька твой не из местных, говоришь, был… интересно. Огненная стихия редко выбирает женщин.
— Почему?
— Огонь — разрушитель. А женской сути разрушение противно. От Божини вы созидательницы…
Выходит, что я…
— Не набирай в голову. — Наставник не позволил додумать. — Огонь хорош для боевого мага, я просто удивлен… думал, на твой зов земля отзовется, берендеев род к ней близок. Аль вода… тут же огонь…
— И что мне с этим огнем делать-то? — проворчала я.
Не от недовольства, не осталось во мне недовольства, только усталость одна.
— Управляться.
— Как?
— Думай, Зослава. Слушай себя.
Вот же ж упертый человек! И человек ли… слушай себя… слушаю я… в животе вон вновь бурчит, и громко, только голода не чую ни капельки. Сердце бухает ровно. Дышу вот… и пятка свербит. Как свербящая пятка с огнем управиться поможет?
Никак.
Слушаю дальше… угли, которые под сердцем.
