— Ты спрашивал, за кого я на этой войне? Я против тех, кто жжет детей.
Воцарившаяся пауза продолжалась, наверное, минуту. Данилов медленно обернулся.
— Даже если французы воюют за немцев?
Николай выжидательно смотрел прямо в глаза. Луи взгляда не отвел, но и ответил не сразу. Потому Данилов и поверил в искренность слов.
— Да. Если найдутся французы, которые жгут детей, то должны быть и те, которые мешают им это делать.
Дома вспыхивали одни за другим. Изба деда Василия пылала, как сухие дрова в печи. Немцы, погрузившись на танки и мотоциклы, отправлялись дальше. Они не могли знать, что Данилов и Каранелли не только уничтожили диверсионную группу, но и всполошили защитников моста. Командир дивизии, полковник Мишулин, выдвинул вдоль проселка последний резерв — батарею сорокапятимиллиметровых противотанковых пушек, которые замаскировали в кустах.
Огонь утих через час, и стало возможным подойти к дому. Самого деда Василия найти не удалось, потому что немцы, прежде чем поджечь дом, закинули его тело в сени. В огороде Каранелли нашел бутыль с самогоном — помнил, где оставил ее ночью. У крыльца догорающего дома Данилов подобрал припорошенную пеплом шашку.
Забравшись в глухое место в лесу, Луи осмотрел рану на руке Николая. Его очень удивило, что она уже покрылась тоненькой корочкой.
— Здоров ты, князь! — усмехнулся он. — На тебе все как в сказке заживает!
Француз промыл царапину самогоном и перебинтовал заново. Потом опробовал немецкий автомат.
Звуки боя, доносившиеся с тракта Красный — Гусино, постепенно удалялись в сторону Днепра.
— Переходить тракт здесь надо, к мосту не пойдем!
— Верно, ваше сиятельство. Хотя здесь, конечно, тоже не прогулка по Елисейским Полям.
— Не довелось, не знаю.
Данилов потихоньку приходил в себя после событий сегодняшнего дня.
— Ну по Марсовому полю.
— А ты бывал там?
— Было дело, вместе с Домиником, в восемьсот десятом году.
— Каким Домиником?
— Доминик Левуазье. Тот малыш, что ранил тебя около Фридланда.
Николай встрепенулся.
— Ничего, я ему тоже от души пулю всадил. Думаю, на том свете он вряд ли на меня в обиде.
— Скорее всего, он там сейчас. Я так и знал, что это ты его подстрелил. Только тогда он уже на следующий день сел в седло.
— Так он выжил?
— Конечно. На нем специальная кираса была, мы ее «шкурой» называли. А вот Анри Фико ты застрелил.
— Он был вооружен и сопротивлялся. А ты убил корнета Белова — слепого и безоружного.
— Это не так, он не ослеп, как все вы. Может, кто-то заслонил от него камин, может, глаза успел закрыть. Он видел меня и вытащил пистолет.
— Не было у него никакого пистолета!
— Я забрал его. Ты можешь не верить, но это именно так.
Данилов поймал себя на мысли, что верит. Кому? Заклятому врагу? Или бывшему заклятому врагу? Кто он теперь? Француз трижды спас ему жизнь за полтора последних дня. Единственная точка опоры во всем мире? Несомненно! Но разве такого человека не называют другом?
— Луи, — впервые Данилов назвал француза по имени, — скажи честно, кто я для тебя?
— Сейчас? Пока лишь товарищ по несчастью. Но дело не во мне. Как только ты разберешься в себе — станешь другом.
Каранелли вдруг улыбнулся.
— Я ведь теперь за тебя воюю!
