погреться у его костра. Очаровательная русоволосая селянка в полупрозрачном сарафане жалилась, что заблудилась и замерзла, просилась к огню и под одеяло.
И все бы в ней было хорошо – да только она отчего-то не могла переступить черту, запретную лишь для нежити и колдунов, и хорошо различалась меж деревьями, несмотря на темноту.
«И ведь говорил мне Вторуша: плыви на лодке. – Впервые за последние дни Середин застегнул спальный мешок на молнию, прячась в нем с головой. – Чует мое сердце, короче прямой путь все едино не получится, а намучаюсь супротив кривого втрое».
Рассвет разогнал чахлую болотную нежить, и только старик упрямо торчал за заговоренной чертой, не желая верить, что и без того редкий путник ускользает из его владений. Только теперь, когда Олег, свернув лагерь, переступил черту, это был не доброжелательный дедушка-грибник, а темный высокий монах с желтыми глазами и в черной одежде. Он заступил молодому человеку дорогу и грозно оскалился:
– Не пущу! Загрызу, смертный! Нет тебе туда дороги, назад поворачивай! Не то комаров травяных на тебя выпущу, мошкару подниму, змеям холодным загрызть велю. Слизняки жирные глаза твои выедят, черви ходы в ногах прогрызут…
– Нет в тебе силы, хозяин болот, – брезгливо поморщился ведун. – Твоя власть в обмане, а не в руках и клыках. Коли смертный за тобой не идет, тебе его не свернуть.
Середин невозмутимо сдвинул монаха немного в сторону и прошел мимо него.
– Ты еще вернешься, путник! – угрожающе крикнул ему вслед болотник.
– Вернусь, – не стал с ним спорить молодой человек. – В следующий раз постарайся не хромать.
Впереди было еще несколько чавкающих низин, густо заросших осинами и ивами, бескрайний березняк, сменившийся странным кочковатым лугом, потом опять березняк пополам с поднявшейся до пояса травой. А река впереди все не показывалась и не показывалась, равно как и никаких ручьев, прудиков, луж и родников. У Олега, конечно же, была фляга. А вот у лошадей – нет. При этом путь все время шел ощутимо вверх. Когда день повернул к закату, ведун сломался и поклонился травникам и полевикам, надеясь на их покровительство. Правда, достойного подношения у него для духов не было, пришлось ограничиться добрыми словами.
Однако почти сразу после наговора с цветов поднялись две шоколадницы и, кружась, запорхали перед его лицом. Ведун двинулся вслед за бабочками, пересек бугристый луг, потом целое поле иван-чая, обошел осинник и… увидел впереди деревенский дворик, составленный из срубленных угол к углу сараев и избы-пятистенка. Перед воротами стоял колодец. Видимо, далеко окрест это был единственный источник воды, раз уж духи направили Олега сюда, а не к природному прудику или роднику.
Двор выглядел заброшенным – тихий и спокойный, ни мычания, ни хрюканья, ни гавканья, ни ржания. Темные от времени стены, покосившиеся ворота, но главное – ни поля поблизости, ни стогов, ни жнивья. Самое время сено на зиму заготавливать – а никто и не чешется.
Однако, когда молодой человек завозился у колодца, проверяя исправность ворота, калитка открылась, и из нее вышла девочка лет пяти в криво сляпанном платье из серого истертого полотна.
– Вот это да… – Середин вздрогнул от неожиданности, повел кистью с примотанным крестиком. Крест не грелся. Выходит, девочка самая настоящая, не морок и не посмертный дух. – Ты откуда?
– Меня зовут Годица, – громко произнесла девочка и сунула в рот большой палец.
– Здорово. А меня Олег. Твои родители дома?
– Папа с мамой умерли.
– Как же ты живешь?
Малышка ответить не успела. Калитка открылась еще раз, оттуда выглянула девочка постарше, лет двенадцати. Русоволосая и большеглазая, как болотный призрак, но тощая, как велосипедная спица. Платье на ней было столь же уродливым, как на сестрице, голову покрывал платок из полотна, из-под которого свисала тонкая одинокая косичка. То есть для замужества девица была еще слишком молода или просто поленилась вплетать ленту в этакой глуши.
Старшая неожиданно низко поклонилась, взмахнула рукой, едва не чиркнув ею по пыли.
– Здравствуй, путник русский. Будь гостем желанным в нашем доме. Входи через порог, отдохни с дороги. Мы на радостях стол накроем, баню истопим, спать уложим.
– Благодарю за приглашение, но у меня… – оглянулся на лошадей Олег. – Вот скотину напоить нужно, расседлать, почистить.
– Не беспокойся, путник, проходи, отдыхай, все сделаю. Гость в дом – радость в дом. Сейчас Святозар с огорода придет, баню затопит.
