Интернет, но в конце концов резонно решил, что это не его дело. С этим пусть разбирается начальство, а с него хватит и доклада.
За компьютером монах просидел недолго. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы завести новый почтовый адрес и отправить два коротких письма.
Высокие ступени, врезанные в известняковое тело утеса, оплыли от старости и покрылись скользким налетом. Заросшая, невидимая снизу лестница шла крутым зигзагом – хотя этот склон утеса и считался пологим, он все равно оставался практически вертикальным. Подъем на триста метров – это много; для пожилого, регулярно курящего человека – почти неодолимо. Но все-таки монах упорно карабкался наверх, хватаясь за мокрые корни и лианы. Несколько раз ему приходилось садиться прямо в пропитанную влагой палую листву, чтобы отдышаться. Оранжевая ряса превратилась в грязную мокрую тряпку; вьетнамки пришлось бросить – измазанная глиной резина стала опасно скользкой, а сорваться со скалы, не добравшись до вершины, в планы монаха не входило.
Последние ступени он одолел ползком, подтягиваясь на руках и коленях. Несколько метров по тропинке, полого поднимающейся через узкую макушку скалы к ее высшей точке, показались пыткой. Под ногами хрустел щебень. Легкие горели огнем, и все мышцы дрожали от напряжения и усталости. Монах остановился, уперся руками в колени, переводя дух.
Мало-помалу дыхание восстановилось. Улыбнувшись чему-то, монах подобрал камешек, поднял над головой, глядя на просвет. Даже в такой пасмурный день видно было, что, намокнув, белесый обломок кальцита стал полупрозрачным. Казалось, камешек излучает мягкий бледно-оранжевый свет. Монах снова улыбнулся, печально и в то же время с какой-то тайной надеждой. Отбросил камешек, вытащил сигареты. Сейчас ему нужно было сосредоточение; измученные легкие могли потерпеть. Он долго щелкал мгновенно намокшей зажигалкой, пряча ее в ладонях; наконец слабый огонек позволил ему закурить. Клуб дыма тут же слился с туманом; резкий запах табака заглушил ароматы мокрой зелени и соли.
Дождь зарядил сильнее, но монах не стал открывать зонтик. Наоборот, словно дождавшись сигнала, он вышел из-под деревьев на каменистую проплешину, венчающую утес. С этой площадки можно было рассмотреть всю провинцию – но не сегодня. Монах повернулся лицом к невидимому морю. Заглянул в свой разум – и удовлетворенно кивнул, не найдя там ни капли страха.
Трехметровый лист масличной пальмы шумно обвалился на землю, увлекая за собой плети вьюнков и сорванные со ствола кустики папоротника-паразита. Молодой мужчина отступил, убрал нож за пояс и вытер лицо, залитое потом и дождем. Отвратительный день для работы. Но пальмы по краю плантации, тянущемуся вдоль дороги, разрослись совершенно безобразно, а конца дождям не предвиделось. Он перешел к следующему дереву, ловко вскарабкался к верхушке, плотно облепленной дозревающими плодами. Из кроны выскочила серая белка и с истерическим цоканьем бросилась на соседнюю пальму. Надо поставить несколько ловушек, пока прожорливые твари не расплодились и не уничтожили урожай…
Мужчина замахнулся ножом, метя по мясистому основанию листа, но какой-то внутренний толчок заставил его поднять голову и посмотреть вперед, на утес, нависающий с противоположной стороны дороги. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как склон режет сверху вниз стремительное оранжевое пятно, маленькое и страшное. Рука по инерции продолжила движение; он едва не отрубил себе палец, но в последний момент успел разжать ладонь и с криком рухнул на мягкую землю. Мужчина отделался легким ушибом: лететь ему было невысоко. Совсем не так высоко, как тому, кто упал с вершины скалы.
Едва придя в себя, мужчина бросился в поселок и вскоре вместе с единственным на всю округу полицейским и парой приятелей уже обыскивал заросли у подножия утеса.
Изломанное тело старого монаха они нашли не скоро.
Глава 1
Медленный яд
Латеральный зубец, завиток Гофмана… Как ни странно, среди Иных редко встречались художники, и как только Настя научилась уверенно принимать снимки аур, ее тут же засадили за пополнение базы: штатный художник Ночного Дозора Леопольд Суриков давно уже тонул в потоке работы и с радостью разделил ее с новенькой. Пожилой Иной работал по старинке, кисточкой; Настя же предпочитала рисовать прямо в графическом редакторе, параллельно заполняя табличку-описание. Работа кропотливая и