представляя себе, что предпринять.
Само объявление 'Хор Пончиков', не говоря уже о виде девиц, предвещало беду.
Секретарь партийного комитета направился к боковому выходу, из которого можно было попасть на сцену. Почти неслышимый, он неуверенно бормотал:
– Прекратите безобразие!
Говорили, что секретарь парткома пытался опустить занавес. Но кто-то предусмотрительно снял с блоков канаты. Занавес не опускался.
Возбужденный зал постепенно утих.
Под аккомпанемент аккордеона, на котором играла Пончик профессора Хохлова, группа девушек справа у авансцены запела, отчетливо произнося каждое слово:
Кто в НИИЯХУдобрений
Ответила группа, стоявшая слева:
Старшие научные
С книгой неразлучные,
И, конечно, зав.отделов
С телом в креслах одряхлелым,
И блюстители морали,
Что всегда на пьедестале.
Зал, за исключением упомянутых в частушке, расцвел улыбками. Упомянутые и их прозревшие или прозревающие супруги становились все более хмурыми.
Группа, стоявшая в центре, продолжила:
Для мыслительных процессов,
Для научного прогресса
Им нужны пистончики
С секретаршей – Пончиком.
В разных концах зала начали взрываться петарды смеха, весьма опасного в такой ситуации. Но попробуй, подави его.
– Прекратите хулиганство! – заорал секретарь партийного комитета, стоя в угрожающей позе у подножья сцены. Тут же из первого ряда поднялась его жена с пылающими лоснящимися щеками, ухватила секретаря за полу серого пиджака и усадила рядом с собой.
Пончик профессора Хохлова невозмутимо наигрывала мелодию, очень естественно заполняя возникшую паузу. В эту мелодию каким-то образом органично вписалось 'Сейчас же заткнись!' Это буквально прорычала супруга партийного вождя. Тут же запел хор в полном составе:
Ну, а мы для благ науки
Здесь обречены на муки
Личного общения, – пропели две правые группы,
Личного общения, – повторили две левые,
Плотного общения, – вступила центральная,
Но без облачения, – дружно, с подъемом спел хор Пончиков в полном составе.
Удачно сменяя друг друга, девушки продолжали:
Пряча стыд, без облаченья,
Выносили униженья.
Если же разоблаченье
Угрожает пониженьем
Или даже увольненьем,
Что ж, мы тоже виноваты,
Что местами слабоваты.
Но ведь надо нам когда-то
Кончить прегрешения,
Попросить прощение
И во искупление
Облачить признанье это
Не в доносы, а в куплеты.
Пончики перестроились в сплошную дугу, из которой на два шага вперед выступила солистка, лаборантка старшего научного сотрудника из отдела фосфорорганических соединений:
Шеф мой смотрит без придирки,
Как помыты мной пробирки,
Потому что на кушетке
Применяет он пипетку.
Пароксизм хохота потряс зал. Словно эхо, в разных концах возникало слово 'пипетка'. Вероятно, Пончики рассчитывали на такую реакцию. Они мило улыбались, ожидая, когда наконец-то утихнет буря. Пончик профессора Хохлова наигрывала мелодию, заполняя паузу.
Сменились солистки. На авансцену вышла секретарша заведующего отделом особых ядохимикатов и жалобно пропела:
Повезло подружке все же.
Ну, а я на тень похожа.
Мой-то шеф страшнее черта.
У него-то ведь реторта.
Зал уже не смеялся, а ревел. Хозяева Пончиков в разных местах предприняли безуспешные попытки покинуть аудиторию. Но тут проявилось странное единодушие их супруг. Владельцы Пончиков, не готовые на есточение скандала, покорились своей несчастной судьбе.
На авансцену выступила аккордеонистка:
Лучше, девушки, не спорьте.
Что пипетка? Что реторта?
У… лишь фестончик,
Но ему, вишь, нужен Пончик.
Пауза в частушке была заглушена пронзительным визгом аккордеона. Фамилию нельзя было расслышать. Но глушение не явилось помехой для идентификации владельца фестончика.
