— Мотоцикл? — Тюха на мгновение перестал шарить по собственной спине в поисках прыщей и насмешливо посмотрел на приятеля. — Размечтался… Скажи еще, что на свои.
— Так не на твои же, — затягиваясь сигаретой, с таинственным видом произнес Пятнов. — Ясно, что на свои.
— «Ковровец», что ли? — фыркнул Тюха. — Нет, погоди, дай угадаю! Ты у нас крутой мэн, тебе импортный байк положен… А, знаю! «Минск»! Это круто, Пятый! Покататься дашь?
Тюхино остроумие обострилось от зависти: ему не приходилось мечтать даже о мопеде, не говоря уж о «Ковровце» или «Минске», которые были хоть и плохонькими, но все-таки мотоциклами.
— На «Харлей» я, конечно, не наскребу, — спокойно ответил Пятый, — это без базара. Но «Хонду» подниму свободно. Или «Кавасаки». Как два пальца обсморкать. А тебе, если будешь много пылить, даже выхлопную трубу пососать не дам.
— Кинься, — с трудом подавляя дрожь в голосе, сказал Тюха. Он попытался сконцентрироваться, как учил его Колдун, и взять себя в руки, но сегодня это плохо удавалось: уж очень неожиданной и потрясающей была новость. Пятый, который после Тюхиной хохмы насчет демографической ситуации впервые в жизни заговорил с ним чуть ли не с уважением, снова одним стремительным рывком удалился на недосягаемое расстояние, причем сделал это таким способом, в котором Тюха заведомо не мог с ним состязаться. Ну, разве что написать масляной краской на ободранной раме своего древнего раздолбанного велосипеда: «Харлей-Дэвидсон»… — Кинься, Пятый, — повторил он. — Откуда у тебя такие дурные бабки?
— Не дурные, а заработанные, — наставительно поправил его Пятый. Пока ты, как пугало, на балконе торчишь, типа, дыхательной гимнастикой занимаешься, — я бабули заколачиваю. Работать надо, Тюха! Головой работать, а не брюшным прессом.
— Ни хрена себе работа, — сказал Тюха, прихлопывая на голом плече шального комара. — Ты мне мозги не керосинь, считать я тоже умею. За какую же это работу такие бабки отстегивают? Ты что, олигархом устроился, типа, по совместительству? С утра картинки на горбу таскаешь, а после обеда нефть налево впариваешь. Целыми танкерами. Тяжело, наверное, да?
— Отвали, — лениво сказал Пятый. — Что ты ко мне пристал, как банный лист к ж…? Я же тебе сказал: проверну одно дельце и получу капусту. Дельце плевое, зато оплата клевая. Понял, муфлон?
— Да пошел ты, — внезапно потеряв интерес к предмету разговора, отмахнулся Тюха. Он возобновил свои изыскания, но прыщи на спине, похоже, кончились — по крайней мере, до завтра. Ему показалось, что Пятый просто дразнит его. Заело, наверное, что не он придумал про демографическую ситуацию, вот и достает… — Гонишь какое-то фуфло, уши вянут тебя слушать. Дельце какое-то придумал, мотоцикл… Ты бы уж сразу машину купил, что тебе, в натуре, стоит? Красную «Феррари». Слабо? В детский сад вали, в ясельную группу, там свои сказки рассказывай.
Пятый не стал спорить с тугодумом Тюхой, ограничившись еще одним презрительным плевком. Некоторое время он молча наблюдал за тем, как худая, похожая на сушеную воблу мамаша пыталась согнать в кучу троих визжащих карапузов, из которых один щеголял в перепачканных землей и зеленью мокрых трусах, а потом, не удержавшись, искоса посмотрел на Тюху.
В последнее время Тюха удивлял его неоднократно, но сегодня с ним как будто произошел какой-то качественный скачок. «Смотри-ка, — подумал Пятый, — разговорился… Чувство юмора у него прорезалось. Откуда бы это? Раньше, только заикнись про мотоцикл, месяц бы ходил хвостом, как привязанный, и ныл: ну, Пятый, ну дай прокатиться… А тут вдруг взял и отбрил, да так, что и ответить нечего, разве что в морду дать. Так ведь потом, как говорится, отдача замучает… Неужели это он от Колдуна набрался? В принципе, может быть. Колдун — мужик крученый, непростой, как начнет языком чесать — заслушаешься… Только Тюха здесь при чем? У него же мозгов с гулькин хрен, он же, помнится, басню про ворону и лисицу два месяца вызубрить не мог…»
Пантюхин сидел рядом, глядя куда-то поверх пруда с непривычным выражением задумчивости на тяжелом, грубо вылепленном лице. Он действительно пытался думать — не тасовать без всякого смысла беспорядочно мелькающие в затуманенном мозгу обрывки фраз, старых анекдотов и сцен из телевизионных боевиков, а именно думать, выстраивать логические цепочки от причины к следствию, делать выводы и даже что-то прогнозировать — так, как учил его Колдун.
Именно о Колдуне он и пытался думать. Тюха отлично знал, что говорят про Козинцева в микрорайоне. Тюхина маман, наслушавшись этих разговоров, категорически запретила сыну приближаться к Колдуну на пушечный выстрел. Ей как-то сразу стало плевать на его осанку. Пусть уж лучше сутулится, чем этот хромой черт со шрамом на пол-лица полакомится ее сыночком или, того хуже, научит его каким-нибудь своим гадостям! Она так и сказала: узнаю, что ты ходишь в этот вертеп — живого места на заднице не оставлю, месяц будешь на животе спать. Самое забавное то, что Тюха честно попытался выполнить материнский наказ, но… не утерпел. Ему было интересно у Колдуна, а запрет… Что ж, это был не первый нарушенный Тюхой запрет и, вероятно, далеко не последний.
Тюхе было интересно у Колдуна всегда — и на происходивших через день так называемых сеансах, где, как справедливо заметил Пятый, Колдун вешал какую-то лапшу на уши приходившим к нему совершеннолетним придуркам, и в особенности когда Тюха являлся к Козинцеву в неурочное время. Колдун знал массу захватывающих историй и умел мастерски их рассказывать. Кроме того, он всерьез занимался Тюхиной осанкой и даже показал ему несколько приемов какой-то чрезвычайно экзотической борьбы, сопровождая буквально каждое движение целой лекцией — как ни странно, тоже очень интересной. Суть этих лекций, насколько Тюха сумел разобраться, сводилась к следующему: прежде чем дать кому-нибудь в рыло, следует хорошенько подумать. По мнению Андрея Пантюхина, такой подход разом сводил к нулю все преимущества от владения хитрыми приемами: пока ты будешь думать, считал он, тебе как раз успеют пару раз навесить по чавке, и думать тебе станет не о чем, а может так случиться, что и нечем.
Однажды он отважился поделиться этими соображениями с Колдуном, чем привел того в необъяснимый восторг. Колдун долго хихикал в своей дурацкой манере, которую Пятый без обиняков именовал голубоватой, потирал руки и пристукивал по полу пяткой искалеченной ноги. Нахихикавшись вдоволь, он сказал Тюхе, что фокус как раз в том, чтобы научиться думать, причем думать быстрее, чем действуют условные рефлексы.
Тюха имел об условных рефлексах самое общее представление — что-то такое, связанное с собаками Павлова, электрическими лампочками и выделением слюны. Он сомневался, что когда-нибудь сможет соображать быстрее, чем у него выделяется слюна при виде приготовленных матерью котлет, но спорить с Колдуном не стал, потому что до сих пор его побаивался, а если уж говорить начистоту, то просто боялся.
Да и как его было не бояться! С этой его хромотой, страшным шрамом, темными линзами на полфизиономии, из-за которых невозможно было разобрать, куда он смотрит и что собирается делать, с его кошмарными масками, пялившимися со стен слепыми дырами глаз, с его туманными, полными смутной угрозы разговорами, с этим идиотским хихиканьем! А еще эта его привычка щупать мускулы Тюхи — не так, как щупает тренер в спортзале, и даже не так, как это делает стареющий педик, подбивающий клинья к очередному мальчику, а так, как щупает домохозяйка разложенное на прилавке мясо, выбирая на ужин кусочек посочнее… В сочетании с ходившими по микрорайону слухами и с привычкой Колдуна каждый вечер после наступления темноты отправляться на долгую прогулку по окрестностям эта его манера хвататься за мясистые части повергала Тюху в дрожь. Кроме того, Колдун ни от кого не скрывал, что обожает мясо, и поглощал его в огромных количествах. Тюха, например, не съедал за месяц столько свинины, сколько Колдун уминал в один присест. На работу Колдун не ходил, денег со своих посетителей не брал, и оставалось только гадать, на какие шиши он так питается. В силу сложившихся в его семье обстоятельств Тюха знал толк в ценах на продукты, и ему частенько приходило в голову, что мрачные слухи, обвинявшие Колдуна в людоедстве, могут оказаться правдой. В самом деле, зачем тратиться на мясо, когда его можно взять даром?
