Человек, которому было абсолютно нечего здесь делать, копался в разделе мистики и романов ужасов, перебирая глянцевые тома с придирчивым и недовольным видом. Даже со спины было заметно, что это занятие не доставляет ему ни малейшего удовольствия.
— Черт знает что, — проворчал он и обратился к продавцу — Вы не могли бы мне помочь?
— Слушаю вас, — с готовностью подался ему навстречу мордатый детина лет сорока, больше похожий на портового грузчика, чем на букиниста. На голове у него сидела белая полотняная кепочка, а глаза прятались за солнцезащитными очками с зелеными стеклами — Что вас интересует? Вот, взгляните, есть новый Стивен Кинг. Совсем недавно появился в продаже. А вот…
— Мне бы что-нибудь про людоедов, — сказал странный покупатель.
— Про людоедов? Это вам Жюль Верн нужен. «Пятнадцатилетний капитан», например…
— Да нет, — чувствуя себя не в своей тарелке и от этого начиная сердиться, нетерпеливо перебил его покупатель — Про современных каннибалов. Ну, знаете, маньяки всякие…
— А, вот оно что! — продавец ненадолго задумался. — Знаете, это довольно сложно. Эта тема как-то не пользуется спросом. Даже и не знаю, что вам посоветовать. Старо, навязло в зубах, никому не интересно…
— Да? — довольно агрессивно переспросил покупатель. — Значит, говорите, старо?
Илларион ухмыльнулся, подошел к нему сзади и аккуратно взял за рукав.
— Извините, — сказал он продавцу, — товарищ заблудился. Ему надо в библиотеку, а он по неопытности забрел сюда.
Продавец равнодушно пожал плечами и отвернулся.
Странный покупатель посмотрел на Иллариона, и на его лице отразилось легкое смущение.
— А ты откуда здесь взялся? — спросил он сердито.
— Это именно тот вопрос, который я собирался задать тебе, — ответил Илларион, увлекая его прочь от лотков с книгами. — Со мной-то все ясно, я же у вас чокнутый, книжный червь и так далее. А ты-то какими судьбами? Не приболел ли, часом? Или жизнь вдруг сделалась пресной, что ты решил пощекотать нервишки мистическими романчиками? Только учти, что для твоих нервишек нужно что-нибудь позабористее.
Полковник Сорокин смущенно вырвал из пальцев Иллариона свой рукав и вздохнул.
— Черт его знает, что меня сюда принесло, — признался он. — Сидел вот так, думал, думал… Дай, думаю, почитаю что-нибудь этакое… Все-таки грамотные люди писали, не милицейские полковники. Размышляли, собирали материал, изучали психологию маньяков… Тех же каннибалов, к примеру.
— Вот оно что! — воскликнул Илларион, заливаясь своим беззвучным смехом. — Ну, полковник, ну, учудил! Неужели все так плохо? — спросил он, становясь серьезным.
— Не плохо, а глухо, — морщась, ответил Сорокин. — Топчемся на месте. Этот гад залег на дно и никак не проявляется. И ни одной ниточки, ни одного следа! Это не расследование, а какой-то бой с тенью!
Илларион высмотрел неподалеку свободную скамейку и почти силой усадил на нее Сорокина. Сорокин неохотно уселся и первым делом посмотрел на часы, прозрачно намекая на свою занятость. Забродов спокойно проигнорировал этот намек.
— Ну, хорошо, — сказал он. — А зачем ты поперся сюда? Почему ты, в самом деле, не пошел в библиотеку? Почему не позвонил мне, в конце концов?
— Здравствуйте, — вежливо заговорил Сорокин, изображая, по всей видимости, свой визит в библиотеку. — Я полковник уголовного розыска. Дайте мне, пожалуйста, почитать что-нибудь про психологию каннибалов. Нет, что вы, это просто так, для общего развития…
— Да, — сказал Илларион, — никогда не думал, что ты у нас стеснительный. Ну, позвонил бы мне.
— Тебе… Знаешь, Забродов, твое дело — сторона. И вообще, напрасно я тебя в это впутал.
— Ты имеешь в виду, что я все испортил?
— Да нет, я бы так не сказал. Ты его почти нашел, но это такое дело, где «почти» не считается. В принципе, благодаря тебе круг людей, причастных к этому делу, предельно сузился, но почему-то толку от этого никакого.
— Совсем никакого?
— Абсолютно. Мы имеем пять человек, каждый из которых может что-то знать, а может и вовсе оказаться тем, кого мы ищем. И — ничего. Все чисты, как ангелы.
— Все пятеро?
— Уже четверо.
— Не понял, — строго сказал Илларион.
— Ax, да, ты же не в курсе, откуда тебе… Пятнов позавчера разбился на мотоцикле. Его приятель, этот, как его…
— Пантюхин, — подсказал Илларион.
— Да, Пантюхин. Так вот, он в больнице с сотрясением мозга и травмой руки. А Пятнова завтра будут хоронить.
— Как это вышло? — спросил Илларион, напряженно о чем-то думая.
Сорокин покосился на него и невесело усмехнулся.
— Не забивай себе голову, — сказал он. — Мы тоже решили было, что его кто-то убрал. Тем более что обстоятельства… В общем, он на большой скорости налетел на проволоку, протянутую там, где ей совершенно нечего было делать.
— И что? — спросил Илларион.
— А что бывает в таких случаях? Снесло башку к чертовой матери…
— И ты говоришь, что это не убийство?
— Понимаешь, — сказал Сорокин, — это произошло не на дороге, не в арке какой-нибудь и не в проходном дворе. Проволока была натянута между стойками турника на детской площадке, то есть там, где мотоциклисту делать совершенно нечего. Там три турника рядышком, и только один проем из трех перегородили подобным образом. Это… я даже не знаю, с чем это сравнить. Это все равно что сбросить кирпич с десятикилометровой высоты над чистым полем в расчете, что он упадет на голову совершенно конкретному человеку. Нелепая случайность, вот и все. Детишки какие-нибудь во что-нибудь играли или еще что-нибудь… Теперь разве узнаешь? А этот дурак на своей «Хонде», в темноте… Короче, стопроцентный несчастный случай. Нелепость, конечно, но факт. Так что один свидетель у нас выбыл наглухо, а другой отдыхает без сознания. Хорошо еще, что на нем во время падения был шлем. Он здорово треснулся затылком о край песочницы. Весь угол разворотил, и шлем раскололся. Плюс потеря крови — он, видишь ли, успел прикрыть голову руками, и проволока располосовала ему предплечье.
— Черт, — сказал Илларион, — как погано. Да, действительно нелепо.
Сорокин покосился на него, но лицо Забродова не выражало ничего, кроме искреннего огорчения.
— Обидно, — продолжал он. — Чертовски обидно, когда гибнут такие вот пацаны, которые еще ничего в жизни не видели и не успели. А главное, обижаться не на кого и к ответу никого не призовешь. Был человек — нет человека. И ни детей после него не осталось, ничего… Один сломанный мотоцикл.
— Да мотоциклу-то хоть бы что, — угрюмо произнес Сорокин. — Что ему сделается? Даже не поцарапался, пропади он пропадом. Знаешь, будь моя воля, я бы их запретил к чертовой матери, эти мотоциклы. Года не проходит, чтобы на них десяток человек не гробанулся. Да как гробятся! На ста километрах в час башкой в бетонный столб — это, знаешь, зрелище. Или как этот Пятнов всадник без головы…
— Да, — грустно согласился Илларион, — печально это все. Но поверь, полковник, у Стивена Кинга ты ответов на свои вопросы не найдешь. Да и ни у кого не найдешь, если уж на то пошло. Тебе не ответы надо искать, а убийцу. Наплюй на то, что он каннибал. Ищи мокрушника, а его кулинарные пристрастия пусть остаются его личным делом — во всяком случае, до тех пор, пока его не приведут к тебе в кабинет.
— Спасибо за совет, — проворчал Сорокин, мысленно проклиная себя за то, что вообще пришел в этот сквер.
Когда полковник вернулся на работу, его поджидал очередной сюрприз естественно, неприятный. Сюрпризы иного свойства случались у Сорокина на службе крайне редко, но он до сих пор не мог до конца смириться с таким положением вещей. Что это такое, в самом деле?! Человеку и без того тяжело, а тут еще все окружающие, словно сговорившись, так и норовят окончательно его добить.
У окна в коридоре, прямо напротив двери полковничьего кабинета, скучала какая-то женщина. Видимо, она стояла здесь уже давно и успела основательно пресытиться видом этого коридора и, в частности, запертой на ключ двери кабинета. Поэтому она стояла к коридору спиной и с безучастным видом смотрела в окно.
