— Хорошо.
— Мистер президент, я вот подумал… может быть, предварительно связаться с ней и подготовить к вашему звонку? А иначе есть вероятность, что она не узнает ваш голос или просто не поверит, что ей действительно звонит сам президент…
— Идея хорошая. Как же вы это осуществите?
— Полковник Клэнтар, это начальник разведки в 168-м крыле, в настоящее время ведет наружное наблюдение за ее домом из машины. Мы можем связаться с ним по рации, и минут через десять вы ей позвоните. Он покажет ей свое удостоверение и переговорит с ней.
Дэвид Стивенс согласился и вернулся к тревожной дискуссии о Лоуренсе Делле. Он задавал вопросы, а два специалиста ЦРУ объясняли ему, каким образом пришли к заключению, что, судя по «психологическому портрету» Делла, он едва ли мог убить свою жену. Он был не тот человек, который легко выходил из себя или терял самоконтроль в стрессовой ситуации или в минуту гнева и ярости. Он всегда действовал в таких ситуациях рационально и эффективно, что странно. Верно, что Дайана Делл много пила и, вероятно, изменяла мужу, было столь же верно и то, что такой человек не стал бы, можно даже сказать, просто не мог подвергать риску свою карьеру подобным срывом.
— Я не хочу сказать, что майор Делл не способен к насилию, — особо подчеркнул уроженец Джорджии, — но подобный поступок — насилие по личным мотивам в отношении гражданского лица — просто не в его духе. Не в его кайфе, как сказал бы наш сынишка.
— Этот майор вполне способен уничтожить военно-воздушную базу или столицу вражеского государства, — объяснила доктор Осгуд, — и выбор военной карьеры подтверждает его склонность к массовому неиндивидуализированному насилию, то есть к насилию против большой и удаленной группы или территории.
— Однажды кто-то процитировал покойного Багси Зигеля: американцам, говорил он, нечего бояться организованной преступности, потому что гангстеры, как правило, убивают только друг друга! — вспомнил Стивенс. — Хотите ли вы сказать, что Делл может убить только иностранцев — безликих иностранцев, находящихся далеко?
— Примерно так, мистер президент, — согласилась она, — во всяком случае, именно об этом говорит нам его поведенческая схема.
— Значит, если дело обстоит так, доктор, — рассудил глава исполнительной власти страны, — то, следовательно, маловероятно, что он убил собственную жену, но зато вполне вероятно, что он способен запустить межконтинентальные баллистические ракеты.
— Совершенно верно. И учтите, мы же не утверждаем с полной уверенностью, что он был несправедливо осужден за преступление, которого он не совершал, — но такая вероятность определенно есть!
— Ну, и что же мы будем делать с этими чертовыми вероятностями? — взорвался Бономи.
Доктор Пинни озадаченно взглянул на него.
Доктор Осгуд была несколько разочарована.
— Ну, вы учтете их при принятии решения, генерал, — заявила она тоном, каким учитель обращается к тупому четырнадцатилетнему ученику.
— Вам придется принять во внимание все факторы, прежде чем вы примете разумное и логичное решение, — согласился ее муж.
— Какое решение?
— Ну, это уж вам решать и президенту, конечно, — ответил Пинни. — Наша задача собрать, просеять и интерпретировать сведения, чтобы люди, облеченные властью принимать решения и действовать, оказались во всеоружии для своих решений и действий. В случае же с этими пятью людьми у нас нет всей полноты данных. Мы даже не располагаем результатами теста Роршаха, мы опирались только на суждения о них, сделанные врачами, о которых мы никогда и не слышали. Мы же не волшебники, понимаете?
— Эдвард! — укоризненно воскликнула доктор Осгуд.
— Ну, конечно, нет! — повторил он несколько извиняющимся тоном. — Мы получили хорошее образование, имеем большой опыт, мы серьезные специалисты, которые уже продемонстрировали свои способности в сложной области создания «психологических портретов», но мы же не компьютеры. Мы не можем дать вам набор абсолютных и безошибочных ответов и простых формул. Мы же не те лосьоны против угрей, которые гарантируют девочкам-подросткам приобретение за девять дней ангельской кожи или возврат денег.
Президент послушно кивнул.
— Я понимаю, конечно, но ни у кого нет шансов получить свои деньги назад, если мы допустим здесь ошибку, доктор, — сказал он. — Ну что ж, мне остается только вас обоих поблагодарить, что я и делаю. Теперь мне надо сделать несколько звонков и принять решение.
Он снова поблагодарил их на прощанье и вернулся к своему вертящемуся креслу за историческим письменным столом.
— Они правы по крайней мере в одном, Винс, — задумчиво произнес он. — Делл из них самый интересный тип, самый умный и самый интересный.
— Возможно, и так, но, по-моему, у нас сейчас времени нет для подобных философствований. Мистер президент, приберегите это для своих мемуаров, если вы, конечно, доживете до того момента, как вам придется за них сесть.
Бономи был честный парень, преданный и работящий, но ему недоставало философской жилки. И это было его слабое место, хотя его обязанности и не требовали особо философского склада ума. У него были свои принципы и упрямство, но философии — никакой.
— И как же далеко может зайти Делл в своем страхе и гневе? — продолжал Стивенс. — Миллионы людей могут укрывать свои доходы от налоговой инспекции или изменять женам, но многие ли из них способны на убийство? Многие ли из них могут убить тысячи, миллионы, десятки миллионов?
— Эта проблема их не заботит, Дейв. Они эту проблему оставили профессионалам — мне, тебе и другим, чтобы они ее решали, а сами предпочитают элегантно зубоскалить насчет того, какие же они жестокие гады. Им легче легкого глядеть свысока на наемных помощников, но ведь не мы создали эти рабочие места и не занимаемся наймом на службу…
После долгих лет государственной службы, понял Стивенс, у Винса Бономи стали появляться и открыто проявляться сомнения. Он не отказывался от сделанного когда-то выбора профессии но, отдавая себе в этом отчет или нет, он начал задумываться. Да, все-таки и он предается философским раздумьям, возможно, это пришло к нему с возрастом.
А может быть, все дело в угрозе, исходящей от «Гадюки-3».
— Но ты же сам добровольно избрал себе путь в жизни, Винс, как и этот Делл. Если бы тебя после многолетней безупречной службы вышибли из ВВС, если бы тебя приговорили к смертной казни за один-единственный проступок, которого ты, может быть, даже и не совершал, ты бы смог запустить эти ракеты?
— Я же не он, — отпарировал Бономи.
— Нет, но ты профессионал, и у тебя за плечами такая же жизнь и такой же опыт. Ты бы смог?
Генерал затянулся сигарой и погрузился в раздумья.
— Чтобы сквитаться с обидчиками или спасти свою жизнь, хотя бы на короткий срок, ты бы смог запустить эти ракеты, Винс?
Бономи раздраженно затушил в пепельнице «корону».
— Нет, я же не идиот. Он куда башковитее меня и куда больший мерзавец! И куда больше затрахан жизнью. Может, я такой же, как и он, жестокий гад, но я бы не смог. Мы не похожи, хотя и носим одинаковую синюю форму. У меня четверо сыновей, а у него ни одного. Черт, да между нами огромная разница.
— Не сомневаюсь.
— Почему ты не звонишь, черт побери?
Президент снял трубку.
— Может, я бы и запустил, — пробурчал бывший ведомый. — Может, и запустил, окажись я на его месте.
— Нет, ты бы не смог. Возможно, есть еще девятнадцать генералов по обе стороны железного занавеса, кто смог бы запустить эти ракеты, но ты, Винс, не смог бы.
Прежде чем Бономи ответил, Стивенс продиктовал своей секретарше номер в Хелене и уже через полминуты разговаривал с женой Виллибоя Джастиса Пауэлла. Он вежливо говорил с женщиной, излагал ей суть проблемы, особо при этом отметив, что она могла бы помочь спасти жизнь ее мужа и многих, многих людей. Он говорил проникновенно и уважительно, не желая ни угрожать, ни шантажировать, ни приказывать и более всего стараясь не напугать ее. В ходе разговора он поймал себя на том, что невольно стал гадать, какая у нее внешность, и пришел к выводу, что она высокая, привлекательная и с чувством собственного достоинства. Белая она или черная, а может быть, индианка? По голосу трудно было решить.
