Стивенс кивнул и поглядел на Крейна.
— Вы не могли бы сказать, на какие именно цели нацелены ракеты «Гадюки-3»?
Генерал полез в карман кителя и вытащил сложенный листок бумаги.
— Я проверил сразу же после звонка Маккензи. Цель номер один: советская военно-морская база в Кронштадте, близ Ленинграда. Цель номер два: завод имени Ворошилова, где производятся их ракеты СС-11 — это в Свердловске, городе с населением восемьсот восемьдесят тысяч. Цель номер три: плотина в Магнитогорске. Цель номер четыре: сибирский штаб советских ВВС, в районе Владивостока. Цель номер пять: город Харьков на Украине с населением примерно один миллион сто тысяч. Цель номер шесть: ах, да, цели номер шесть, семь и восемь — районы континентального Китая. Шестая цель…
— Не важно! Этого и так достаточно, — мрачно оборвал его президент Стивенс. — Мне кажется, картина ясна.
— Все это штатные цели! — отметил Крейн. — Они все определены Управлением стратегических целей.
— Ага, расскажите это жителям Свердловска и Харькова! — сардонически усмехнувшись, предложил генеральный прокурор. — Им будет приятно сознавать, что они погибнут по штатному расписанию, санкционированному всеми инстанциями ядерного апокалипсиса.
— Не ВВС выбирало эти цели, черт побери! — возразил Крейн. — Это дело межведомственной группы, включавшей в себя ЦРУ, если это кого-то здесь интересует!
Майклсон вытащил изо рта трубку.
— Пит, никто не винит ВВС за выбор целей, — рассудительно заметил далеко не идеальный, но неглупый глава разведывательного ведомства, — равно как и за дурацкую международную обстановку. Да, мистер президент, я согласен, что возможные последствия от поражения вышеперечисленных стратегических целей совершенно ясны.
Наступила гнетущая тишина.
— Третья мировая война, — наконец вымолвил президент.
— Третья мировая война, — эхом отозвался Майклсон.
В кабинете повисла еще более гнетущая тишина.
— Вы, — сказал Гросвинор, простирая палец на Дарби, — вы обязаны выбить оттуда этих уголовников! Должен же быть какой-то способ. У вас есть войска, самолеты, напалм, ядерное оружие!
— Не знаю, — осторожно ответил министр обороны. — Я понимаю, что места базирования «минитменов» должны в принципе быть неприступными или почти неприступными. Шахта оборудована толстенной стальной дверью и множеством всевозможных датчиков тревоги для предотвращения внезапного нападения.
— А газ? Как насчет газа? — к собственному удивлению услышал свой голос миролюбивый Артур Ренфрю Гросвинор.
— «Ямы» газонепроницаемы. Они оборудованы системой очистки воздуха, которая автоматически включается в рабочий режим, как только сенсоры покажут наличие газа, — ответил Крейн.
— Отключите их! — не унимался новоанглийский аристократ.
Начальник штаба ВВС кивнул.
— А ракеты? До них можно как-нибудь добраться… пока они находятся в шахтах? — с надеждой спросил Гросвинор.
— Каждая ракета в шахте находится под семидесятитонным железобетонным колпаком, который можно сдвинуть с места только изнутри при активизации гидравлического компрессора. Этот колпак представляет собой цельную плиту, конструктивно способную выдержать взрыв любой разрушительной силы.
— А как насчет бомбардировки с воздуха? — предложил Дарби. — Может быть, стоит послать туда бомбардировщики командования тактической авиации, чтобы они одновременно сбросили на все десять шахт… атомные бомбы?
Крейн взглянул на Дарби, потом на Стивенса.
— Может быть. Теоретически рассуждая, да, — ответил он, — но я в этом не уверен. Командующий силами тактической авиации может сказать, конечно, что его ребята справятся с таким заданием, но дело в том, что это должно быть исключительно точное бомбометание. Сверхточное бомбометание: необходимо нанести точечный удар по десяти различным целям одновременно и один раз.
— Один раз? — переспросил президент.
— Если мы не обезвредим десять «птичек» с первого захода, можно не сомневаться, что эти сволочи запустят все уцелевшие ракеты. А что им терять, черт побери? В любом случае считайте, они трупы. Нет, я бы не рекомендовал воздушный налет, — заключил высший чин ВВС США.
— Но надо же что-то делать! — настаивал государственный секретарь.
— Возможно, но удар с воздуха, даже притом, что его осуществят лучшие пилоты тактической авиации, это чертовски большой риск, — повторил Крейн. — Вы же сами летали на истребителе-бомбардировщике, мистер президент, и вам известно, каковы шансы попадания в десять небольших целей при полете на низкой высоте.
На мгновение и Стивенс, и Бономи вспомнили горячие денечки в Корее двадцатилетней давности.
— Генерал Крейн прав. Вероятность человеческой ошибки — ошибки пилота — даже при скорости триста — четыреста миль в час очень велика, и последствия такой ошибки могут быть ужасны. Нет, я не могу одобрить воздушный налет.
Президент принял решение, но совещание не окончилось.
— В нашем распоряжении гигантская военная мощь, — утверждал Дарби, — и ее, разумеется, вполне достаточно, чтобы справиться с пятью зеками, засевшими в «яме» в прериях Монтаны.
— Ну, не знаю, — раздумчиво заметил Стивенс. — Наша мощь не рассчитана для таких ситуаций. Наша военная мощь способна противостоять любому противнику на этой планете, но вот во Вьетнаме у нас что-то нет громких побед. Да и в такой нештатной ситуации она едва ли может быть применена.
— Если провести грубую аналогию, — вставил слово Фрост. — Эти пятеро негодяев повели себя с Соединенными Штатами, как обыкновенные уличные хулиганы, а против уличных хулиганов нельзя бороться с помощью бомбардировщиков.
Стивенс вопросительно обернулся к своему бывшему ведомому.
— Мистер президент, — отвечал Бономи ровным голосом, — есть целый ряд возможных военных решений, которые нам в ближайшее время придется рассмотреть. В случае необходимости, нам, вероятно, придется вызвать сюда начальника штаба сухопутных войск и обсудить с ним сложившуюся ситуацию. Однако прежде всего нам следует предпринять одну попытку.
— Продолжай, Винс!
— Почему бы вам не поговорить с Деллом лично? Что вы в этом случае теряете? Вы же можете выкрутить руки кому угодно, вы умеете вести торг, вы тонкий политик.
За последние двадцать лет вы смогли договориться с множеством очень несговорчивых людей, — напомнил президенту однозвездный генерал, — может быть, вам удастся полюбовно договориться и с этой шайкой. Я убежден, что вам приходилось принимать в Белом доме субъектов и похуже…
Стивенс сразу же вспомнил по крайней мере пяток таких — все это были главы «дружественных» государств.
— Я не имею в виду никого конкретно, — добавил Бономи.
Добрый день, сукин ты сын!
— Я это понял, генерал, — ответил Дэвид Стивенс сухо.
Из всех присутствующих только Майклсон почуял в этих словах некий скрытый смысл, понятный только президенту и его помощнику. Это было, конечно, очередное тонкое проявление той личной близости и преданности, которая игнорирует служебную субординацию и официальные каналы связи.
— И что вы думаете об этом, Ивен? — спросил Стивенс.
Майклсон, поразмыслив, кивнул.
— Это может сослужить хорошую службу, — опасливо заметил он.
— Билл?
— А почему бы нет, мистер президент? Насколько я понимаю, типов похуже этих пятерых преступников вы не только приглашали на завтрак, но и на обед!
Возможно, он имеет в виду короля Ахмеда, подумал Гросвинор. Государственный секретарь не питал никаких иллюзий относительно взглядов Фроста на арабо-израильский конфликт, ибо, хотя генеральный прокурор не вмешивался в международные дела, он редко когда старался скрыть свои чувства. На самом деле в формировании внешней политики великой державы нет места для чувств, ибо просвещенный, но твердый государственный эгоизм должен превалировать над эмоциями, как то всегда и бывало в истории, а национальные интересы Соединенных Штатов не позволяли государственным мужам проявлять какую-либо снисходительность или сентиментальность.
