— Дорогой Вадим Валерьянович… Благодетель ты мой! — окончательно раскис хмельной Антон. — Дай я тебя расцелую! Что бы я без тебя делал? Деньги возьму. Но только под расписку. Я человек порядочный. У меня дом свой! Погоди, я тебя еще отблагодарю… Нет, нет, давай бумагу. Где чернила? Пять тыщ… С базара буду подкармливаться!
Вадим Валерьянович похохотал добродушно, но бумагу и авторучку все-таки дал…
Приехав в Зауральск по делам, Антон опять навестил Вадима Валерьяновича. Как и в предыдущий раз, доктор встретил его радушно. Опять было вдоволь еды и разведенного спирта. Как обычно, хозяин больше расспрашивал, гость больше рассказывал. Антон был зол на Студеницу, который почему-то не торопился с бронированием. Шестимесячная отсрочка с каждым прожитым днем сокращалась, и в Антоновом воображении все чаще всплывали картины повторной медкомиссии и беспощадные глаза маленького полковника.
Но как ни был занят своими страхами Антон, все же сумел заметить, что доктор в этот раз мрачноват, чаще обычного задумывается, поглядывает на него, Антона, не то чтобы сердито, но вроде бы оценивающе.
— Что с вами нынче?
— А вас разве ничего не тревожит?
— Не знаю… — Антон невольно сгорбился — столько в голосе доктора было чего-то скрыто-опасного.
— Святая простота! — Вадим Валерьянович схватился за голову. — Ведь немцы завтра-послезавтра войдут в Москву! Правительство сбежало. Сталин неизвестно где!
— Ну и что? — Антона больше беспокоили собственные дела.
— А то, что немцы скоро будут здесь.
— Вон как… Ну и что же теперь будет?
— Вы относитесь к инженерно-техническому персоналу?
— Нет, к рабочим.
— Хм… Но зарабатываете больше пятисот рублей?
— Больше.
— Тогда все, — серые блестящие глаза Вадима Валерьяновича округлились, — тогда вас немедленно поместят в концентрационный лагерь.
— За что?
— Всех, кто получает больше пятисот, эсэсовцы относят к квалифицированным работникам, к просоветским элементам. В общем, нам с вами несдобровать!
— Так что же теперь?
— А то! — Вадим Валерьянович положил руку Антону на плечо. — Надо встретить немцев лояльно.
— Как?
— Надо оказать им какую-то услугу, и они оставят нас в покое. К примеру, заранее подготовить сведения о Песчанском химкомбинате. Пусть не все, но что можно узнать — это уже сто процентов успеха. Понимаешь?
— Да ты что! — Антон панически рванулся в сторону, но пальцы доктора железной хваткой вцепились ему в плечо.
— Это единственный шанс уцелеть.
— Ну, дудки! — прохрипел мигом протрезвевший Антон. — Пусть кто-нибудь другой. А я… Всех не пересадят. Таких, как я, пруд пруди!
— Нет, это сделаешь именно ты! — отрывисто произнес доктор, выпрямляясь. — У тебя уже есть кое-какие заслуги перед немцами, так что осталось сделать совсем немного!
— Какие заслуги? — похолодел Антон.
Доктор вышел в прихожую, проверил запоры, вернувшись в гостиную, запер за собой дверь на ключ, задернул тяжелые гардины на окнах — все это с жестким выражением на преобразившемся лице, держа одну руку в кармане пиджака. И Антон все понял. Стылая лапа ужаса с такой силой сжала сердце, что он икнул.
— Твоя расписка? — Вадим Валерьянович показал злосчастную бумажку.
— Моя… Но я… Я…
— Теперь подпиши это.
Перед Антоном появилось отпечатанное на машинке заявление, что он добровольно вступает в общество «Свободная Россия» и обязуется «бороться с коммунистическим варварством до победного конца…»
— Это… Я не хочу… Я не могу… Я… — Антон, словно загипнотизированный, глядел на опущенную в карман руку доктора и уже знал, что сделает все, чтобы эта рука оставалась на месте.
— Подпиши. Так… Поставь дату.
Лицо доктора сохраняло прежнее угрожающее выражение. Он положил на стол чистый лист бумаги.
— А теперь пиши. Вот здесь… Рапорт номер один. Так! Докладываю обществу «Свободная Россия», что я… Не забудь кавычки. Такой-то. По состоянию на первое декабря 1941 года выполнил следующие задания общества… С красной строки… Первое. Симулируя заболевание, сумел уклониться от призыва в армию. Второе. Раздобыл и сообщил секретные данные о Зауральском буроугольном месторождении. Третье. Проник в гидрогеологический отряд…
Каждое слово, произносимое доктором, сгибало Антона все ниже и ниже, тяжелым камнем падало в душу — он терял остатки способности к малейшему сопротивлению.
— Далее. Умышленно пошел с начальником отряда Студеницей в трест Мелиоводстрой, с тем чтобы узнать, где хранятся геологические материалы по Песчанке. Впоследствии эти материалы были похищены мной и представлены в общество.
— Я их не крал… — тупо пробубнил Антон.
— А это что? — Вадим Валерьянович усмехнулся, и вынув из-за зеркала бумажный сверток, бросил его на стол.
Антон с тоской узнал знакомые синьки. Подлога быть не могло. Когда снимал копии, Антон увлекся и не заметил, как огонек с сигареты упал на одну из колонок. Потом он очень боялся, как бы старушка геологиня не обнаружила огреха.
— Какое значение имеет, кто и когда извлек их из шкафа? — мрачно усмехнулся Вадим Валерьянович. — Важно то, что об их местонахождении знали лишь ты да Студеница. Но тот вне подозрений, а ты…
Состояние полной прострации охватило Антона. Он сразу понял, что проклятый доктор никакое не «общество» и что все, известное ему об Антоне и Марии, он узнал из его же, Антоновой, болтовни.
Под утро, когда Антон немного пришел в себя и снова принялся за еду, Вадим Валерьянович позволил себе стать прежним добряком.
— Не бойся, Антон. Не так страшен черт, как его малюют. Собственно, тебе ничего опасного делать не придется. Будешь каждую неделю писать маленький отчетик о делах в отряде и на объектах комбината.
— Я в химии ни лешего не понимаю! — запоздало огрызнулся Антон.
— Ничего понимать и не надо. — Голос доктора стал совсем ласковым. — Подивился со стороны, спросил кого-нибудь, что это такое, — и все. На планчик — и конец делу.
Антон обреченно вздохнул, потянулся к колбасе.
— А ко мне больше не заходи. Я сам позову, когда надо будет. Раз в неделю будешь являться вот по этому адресу в Песчанке. Напишешь отчетик, передашь хозяину — и гуляй домой. Если что надо будет — еда, деньги или еще что — тоже передашь через хозяина.
Хозяином оказался повар одной из столовых химкомбината Ибрагимов — толстый одноглазый старик со смуглым азиатским лицом, совершенно лысый и совершенно не умевший быть любезным. Антону не раз случалось видеть его, когда в пору организации отряда рабочие-буровики питались при химкомбинате. Встретились, ничуть не выдав взаимного удивления. Антон, ежась и внутренне содрогаясь, написал первый свой «отчетик», запечатал в конверт, передал Ибрагимову и ушел.
Точно так же во второй визит, затем в третий… Хозяин дома был не из говорунов да и Антон не был расположен к болтливости: наивно полагал, что одноглазый молчун не знает, кто он и где работает. Позже Антон понял, что это не так, как понял и другое — доктор осведомлен о делах на комбинате куда лучше его, «отчетики» вовсе не главная цель Вадима Валерьяновича.
Самое главное и страшное произошло в начале марта, когда Студеница командировал Антона в управление за спиртом.
На Зауральском вокзале Антона неожиданно встретил доктор. Он был по-обычному приветлив. Поехали к нему на квартиру. За ужином Вадим Валерьянович интересовался привычками Студеницы и в конце концов как-то по-обыденному, спокойно произнес:
— Ну и чудесненько. Значит, ключи на ночь кладет под подушку? Лучше не придумаешь. Вот и заберите завтра ночью из его сейфа всю геологическую документацию.
— Как это забрать?
— Очень просто.
— А если он проснется?
— Что ж… Тем хуже для него. Придется вам его…
Антон дернулся всем телом.
— Ничего, ничего, справитесь, — хохотнул доктор.
Что было дальше, Антон помнит плохо. Визжал, кричал или просто-напросто шептал — выпало из сознания. Знает, что твердил одно: «Нет, нет, не могу, не умею!» Пришел в себя после истерики лишь тогда, когда Вадим Валерьянович свирепо швырнул его на пол.
