И этим предметом, конечно же, была женская голова. Во рту она держала зеркало заднего вида от какого-то автомобиля или грузовика; оно растягивало лицо в почти комичную гримасу удивления.
Выше и левее была вторая голова. К ее подбородку было приставлено туловище кукольной Барби. Вид был еще тот: огромная голова и крошечное тельце.
С правой стороны находилась третья голова. Ее аккуратно прикрепили к куску сухой штукатурки, уши были тщательно привинчены к нему чем-то вроде саморезов. Вокруг экспоната не было видно крови. Все три головы – и ни капли крови.
Зеркало, Барби и сухая штукатурка.
Три трупа.
Сухая кость.
Привет, Декстер.
Абсолютно никаких сомнений. Туловище Барби – явная ссылка на куклу в моем холодильнике. Зеркало – от головы с эстакады, а сухая штукатурка – Яворски. Или кто-то так глубоко забрался в мою голову, что мог вполне стать мною, или это действительно был я.
Я дышал медленно и судорожно. Я совершенно уверен, что мои эмоции – не те, что у Эйнджела-не родственника, но вдруг так захотелось присесть на корточки рядом с ним. Мне нужно время, чтобы вспомнить, как это вообще люди думают, и пол был не самым плохим местом. Вместо этого я обнаружил, что медленно двигаюсь в сторону жертвенника, что-то толкает меня туда, как будто я стою на хорошо смазанных полозьях. Я не мог заставить себя остановиться или замедлить шаг и подходил все ближе. Единственное, что я мог делать, – это смотреть, изумляться и концентрироваться на том, чтобы в нужном месте делать вдох и выдох. Медленно я начал осознавать, что я не единственный здесь, кто не может поверить в то, что видит.
По роду службы (не говоря уже о хобби) я был на местах совершения сотен убийств, многие из которых были настолько страшными и жестокими, что шокировали даже меня. И всякий раз команда Майами-Дейд строит и ведет свою работу в спокойной и профессиональной манере. На месте любого и каждого из таких убийств кто-то прихлебывает кофе, кого-то посылают за пирожками или орешками, кто-то шутит или сплетничает, соскребая образцы крови. На месте любого и каждого из таких убийств я всегда видел группу людей, на которых кровавая бойня производила впечатление не большее, чем игра в боулинг с командой Армии спасения.
До сегодняшнего дня.
Сегодня в огромном пустом бетонном помещении было неестественно тихо. Офицеры и техники стояли молчаливыми группами по два-три человека, как будто боялись оставаться в одиночестве, и просто смотрели на то, что было выставлено в дальнем конце помещения. Если кто-то случайно издавал звук, все вздрагивали и оглядывались в сторону нарушителя тишины. Все выглядело настолько странно, до комичности, и я, конечно же, рассмеялся бы во весь голос, если бы не пялился вместе со всеми этими чокнутыми.
Неужели такое мог сделать я?
Это было прекрасно – в ужасном смысле слова, конечно. Но все же постановка совершенна, неотразима, прекрасна и бескровна. Демонстрация завидного остроумия и превосходного чувства композиции. Кому-то пришлось пройти через массу неприятностей, чтобы получилось настоящее произведение искусства. Кому-то с чувством стиля, талантом и патологической игривостью. За всю свою жизнь я знал только одного такого «кого-то».
Возможно ли, чтобы этот «кто-то» оказался глубоко спящим Декстером?
Глава 20
Я встал как можно ближе к живописной картине, не дотрагиваясь, а просто глядя на нее. Маленький жертвенник еще не обсыпали черной пылью на предмет отпечатков; с ним еще ничего не успели сделать, хотя, наверное, сфотографировали. И – о, как бы мне хотелось одну из тех фотографий себе домой! В формате постера, во всю свою бескровную полноцветность! Если бы такое сотворил я, то стал бы лучшим из художников, каких можно только предположить. Даже с такого близкого расстояния казалось, что головы парят в пространстве над бренной землей как вечная и бескровная, в буквальном смысле бестелесная пародия на рай…
Трупы. Я огляделся. Нигде не видно ни признака тел, ни намека на пирамиду из аккуратно упакованных пакетов. Только пирамида из голов.
Я продолжал смотреть. Через некоторое время медленно подплыл Вине Мацуока, бледный, с открытым ртом.
– Декстер, – сказал он и затряс головой.
– Привет, Вине, – сказал я. Он продолжал трястись. – А где тела?
Некоторое время он все еще смотрел на головы. Потом повернулся ко мне с таким выражением лица, как будто только что потерял невинность. И ответил:
– Где-то еще.
На лестнице послышался топот, и чары разрушились. Я сошел от сцены, когда на ней появились Ла Гэрта с несколькими тщательно отобранными репортерами: Ником-как-его-там, Риком Сангре с местного телевидения и Эриком по прозвищу Викинг, странноватым, но уважаемым газетным обозревателем. На время помещение оживилось. Ник и Эрик взглянули разок и тут же побежали назад к лестнице, прикрыв ладонями рты. Рик Сангре строго нахмурил брови, посмотрел на освещение и повернулся к Ла Гэрте:
– Здесь есть розетка? Мне нужен свой оператор. Ла Гэрта покачала головой.
– Подождите остальных парней, – сказала она.
– Мне нужна картинка, – продолжал настаивать он. Позади Сангре появился сержант Доукс. Репортер обернулся к нему.
– Никаких съемок, – сказал Доукс.
Сангре открыл рот, некоторое время смотрел на Доукса, потом закрыл рот. В очередной раз безукоризненные качества отличного сержанта спасли положение. Доукс повернулся и встал в позу охранника возле выставленных экспонатов: ни дать ни взять – научная экспозиция, а он ее куратор.
Со стороны входа раздался сдавленный кашель – это возвращались Ник-как-его-там и Эрик по прозвищу Викинг, медленно шаркая по ступенькам, как два старика.
Эрик старался не смотреть в дальний конец помещения. Ник тоже пытался, но его взгляд, как магнитом, тянуло к жуткой картине, и каждый раз он рывком отворачивался в сторону Ла Гэрты.
Ла Гэрта заговорила. Я подвинулся ближе, чтобы слышать.
– Я попросила вас троих прийти, чтобы увидеть все до того, как мы официально разрешим прессе освещать случившееся, – сказала она.
– Но мы можем освещать это неофициально? – перебил ее Рик Сангре.
Ла Гэрта проигнорировала его.
– Нам не нужны дикие домыслы прессы о том, что здесь произошло, – продолжила она. – Сами понимаете, это ужасное и аномальное преступление. – Ла Гэрта сделала небольшую паузу, а потом старательно выговорила: – НЕ ПОХОЖЕЕ НИ НА ОДНО ПРЕСТУПЛЕНИЕ, КОТОРОЕ НАМ ПРИХОДИЛОСЬ ВИДЕТЬ.
Прямо-таки чувствовалось, что ее слова сложены из заглавных букв.
Ник-как-его-там хмыкнул и сделал задумчивый вид. Эрик по прозвищу Викинг въехал мгновенно.
– Эй, подождите, – затараторил он. – Вы хотите сказать, что это совершенно новый убийца? Совершенно другая серия убийств?
Ла Гэрта бросила на него многозначительный взгляд.
– Конечно, еще слишком рано делать выводы, – уверенно звучала она. – Но давайте посмотрим на ситуацию логически, о'кей? Во-первых, – она загнула палец, – мы взяли парня, который признался в других делах. Он в тюрьме, и мы не выпускали его оттуда. Во-вторых, данный случай не похож ни на один из тех, что мне приходилось видеть. Потому что их три, и они так прелестно выставлены, понятно?
Благословенно ее сердце, она это заметила.
– Почему я не могу пригласить своего оператора? – спросил Рик Сангре.
– Скажите, а на месте одного из прошлых убийств разве уже не находили зеркало? – слабым голосом спросил Эрик по прозвищу Викинг, очень стараясь не смотреть в ту сторону.
– Вы идентифицировали этих… – сказал Ник-как-его-там. Его голова снова начала поворачиваться в сторону экспозиции, он поймал ее и снова резко обернулся к Ла Гэрте: – Жертвы – проститутки, детектив?
– Послушайте, – слегка раздраженно начала Ла Гэрта, и на секунду в ее голосе проскочил намек на кубинский акцент. – Позвольте кое-что объяснить. Мне безразлично, проститутки они или нет. Мне безразлично, есть тут зеркало или нет. Мне все это безразлично. – Она сделала вдох и продолжила – намного спокойнее: – Мы взяли одного убийцу и посадили его. У нас есть признание. Это убийство – совершенно новое дело, понятно? Вы же видите – все совершенно непохоже.
