— Может быть, я не такой, как все, — довольно усмехнулся пьяный кадет.
— Потрясающе! — Белла глядела на него как на инопланетянина. — Мне кажется, ты обречён на то, чтобы стать великим!
— А знаете почему? — Царицын вдруг угрюмо воззрел исподлобья. — Потому что в наше время поганое людьё просто так живёт, вхолостую. Чтобы вкусно жрать. А у меня миссия! И выполню любой ценой! Моя мать, будучи в роддоме, стала заложницей! Моего отца взорвали «духи»! И я с детства мечтал отомстить! Все свои силы нацелил на борьбу. Не правда ли, это немного отличает меня от остальных? Особенных людей нельзя мерить общей меркой.
Иван Царицын смолк и стоял перед Беллой гневный, лицо в красных пятнах, глаза блещут немыслимой силой.
— Милый Ванечка, мне почему-то кажется… вот не знаю, прямо уверенность такая, что ты обязательно станешь очень-очень известным человеком, знаменитым. С такой железной волей, с такими талантами можно в один прекрасный день войти в историю.
Она подошла ближе, вертя в пальцах пустой бокал.
— Тебя надо беречь, Ваня. Ты сейчас только в начале своего пути. Ради меня ты можешь пострадать, и я этого не переживу. Ну почему, почему всегда страдают те, кого я полюбила!
Белла вздрогнула. Испуганно закрыла ладошкой рот.
— Ах! Проговорилась!
— Что? — не понял Царицын.
— Я проговорилась, я сказала, что полюбила тебя! — в ужасе повторила она, глаза её бегали. — Ну, теперь ты всё знаешь. Может быть, это и к лучшему. Уходи. Мы должны расстаться.
Иван растерянно хлопал ресницами.
— Прошу тебя: уходи! — ещё раз повторила Белла. — Иначе будет поздно.
Стоит. Не знает, что делать.
— Ладно. Чтобы ты ушёл, я обещаю тебе, что поцелую тебя в губы, — быстро сказала Белла. — Только один раз! Это будет наш прощальный поцелуй. И только потому, что ты сегодня именинник.
Ваня шатнулся навстречу, точно контуженный, — она вспыхнула.
— Нет! Так нельзя, нельзя. Скорее уходи, это безумие какое-то!
Его качнуло к двери — она вскрикнула, кинулась с испугом следом.
— Милый, постой! Я боюсь одна.
Совсем запуталась, бедняжка, закрыла лицо рукой. Повисла на плече и, точно в бреду, мотая головой, залепетала на ухо, всё быстрее:
— Не понимаю, что делаю… Первый раз полюбила — и такого юного, чистого. Я ведь никого по-настоящему не любила, ты первый у меня, Ваня.
Чёрные глаза оказались совсем рядом, и страшно близко красный рот с усиками.
И вдруг ударила носом в щёку, впилась в губы, запрокидывая Ванину голову. Словно горячие улитки прилипли ко рту Царицына, полезли внутрь! Он даже испугался, невольно отпрянул — она с неожиданной силой сжала его рёбра, замычала в щёку:
— Ах, что я делаю, сумасшедшая… совсем влюбилась! И снова тычется, ловит Ванины губы.
— Подожди, я не могу больше, нет… Я сейчас. Отскочила, хлестнув по лицу чёрными волосищами, метнулась в ванную.
Ваню обожгло почти животным страхом. В голове пульсировала кровь.
«Что сейчас… что делать? Она зачем… и вот выйдет из ванной… и неужели прямо теперь?»
Вдруг совсем рядом… Ваня вздрогнул: в электронных колокольцах, весело покатилось по квартире радостное сопрано подмосковной вакханки:
А два кусо-че-ка колбаски А у тебя лежали на столе! А ты расска-зы-вал мне сказки, А только я ни верила тебе!
Мобильный телефон Беллы на журнальном столике замигал огнями. Белла не слышит.
«Как странно, — подумал Ваня. — Первый раз в моей жизни будет настоящая любовь, настоящая женщина — и такая гадкая музыка. Пошлость… а на всю жизнь запомнится. Как музыка первой любви, врежется в память именно это: два кусочека колбаски».
Высветилась фотография человека, который звонил: во весь экран самодовольно ухмылялось мужское лицо. Бритый череп, плотоядный взгляд, короткая улыбочка набок.
Уж не тот ли бандит, что преследует Беллу? Надо поговорить с ним по-мужски, надо. Сейчас как раз время, пока Белла в ванной. Не успел. Вместо бандитского лица экран выдал надпись: «Неотвеченный звонок».
Опять обожгло животным страхом. Царицын представил, как Белла выходит с мокрыми волосами, в своём пушистом халате…
«Я полюбила тебя, — говорит она тихо, её грудь вздымается. — В тебе есть что-то царственное. Я не могу устоять. Я должна быть твоею навек!»
Она лишается чувств, он бросается к ней, подхватывает и несёт на сильных руках… Дальше Ваня представить не мог: было страшно, в горле пересохло, в кишках — резь.
Телефон опять заиграл огнями, но на этот раз только пискнул, обошлось без музыки. Иван машинально прочитал текст только что полученного сообщения:
«Тигрёнок, опять не отвечаешь? А у меня новости. Насчёт аборта ещё не поздно, звонил знакомому врачу. Сказали, больно не будет. Заеду завтра в 10 утра. Целую ножки и пупочек. Твой Слоник».
В ванной стало тихо, душ выключился.
Он не помнил, как вылетел из квартиры. Мела метель.
Ивану хотелось плеваться.
Он набрал в ладонь снега и стал бешено тереть лицо. Ему казалось, помада везде: на губах, на щеках. И весь пропах этими вонючими духами! Это ж надо! Самого Царицына хотела обмануть! Хитроумного, неуловимого Ваньку-Шушуруна решила зачаровать, облапошить. Вытянула на откровенный разговор, тварь! Врала, что ненавидит своего обожателя, а сама… Коварная кошка! Ну ничего, мы тоже не лыком шиты. Как ловко он сбежал, какой молодец! То-то сидит теперь небось выдра пучеглазая и гадает, куда он делся. Может, под кроватью? Ау, Ваня… А Вани след простыл. От Гендальфуса ушёл, от Нагайны ушёл. И от тебя, Беллочка, не хитро уйти.
Той же метельной ночью в своей маленькой жёлтой машинке приехала к Белле любимая учительница Стелла Яновна.
Белла была в халате, волосы растрёпаны, синие круги под глазами. Они уселись на кухне.
— Ты принесла?
Учительница улыбалась беспечно, но глаза её смотрели пристально.
— Говоришь, он много болтал. Удалось записать?
— Конечно, — кивнула измученная Беллочка. — Я Вам отдам запись, если Вы обещаете мне помочь. Вы должны помочь мне найти его. Ах, Стелла Яновна, я совсем пропала. Он должен быть только мой! И он уже совсем был мой. Но он ушёл, убежал. Я ничего не понимаю!
— Ну хорошо, хорошо. Давай запись.
— Организуйте мне встречу с Царицыным. Умоляю Вас!
— Это не сложно, — Яблонева поглядела на Беллу, как фея на золушку. — Скоро будет кадетский бал, и не где-нибудь, а в Кремле! Туда приглашают девочек из танцевальных студий. Улавливаешь? Я поговорю с директором студии «Саломея». Тебя поставят в первую пару, с Иваном Царицыным. Ты очаруешь его, он будет твой. Поняла меня, киска? Теперь мне нужна запись.
— Вы обещаете? Поклянитесь! — голос Беллы вдруг набрал силу.
Она нагло посмотрела в глаза учительнице.
— А иначе я всё расскажу директрисе. И про ликёр, и про … про мальчиков.
Сарра с уважением посмотрела на Беллу.
— Думаю, мы найдём общий язык. Можешь рассчитывать на меня, Белла, — и она лукаво подняла бровь. — Надеюсь, вы целовались?
— Только раз! Всего один раз! Я умираю…
— Одного раза достаточно, чтобы приручить глупенького малолетку, — кивнула Стелла Яновна, бережно принимая из Беллиных рук микрокассету с диктофонной записью. — Не волнуйся, вернётся. Твой яд попал в него, вот увидишь, он позвонит на днях.
Фост редко спал ночами. Фост, как римский патриций, отмокал в термальных водах. Лысеющая голова на жилистой шее торчала над бортиком ванны. Сарра вошла в пальто, оставляя на розовом мраморе мокрый песок московской улицы.
— Вот как я умею работать, Фост. Только послушайте! Она подала ему чёрный наушник.
Фост вставил радиотаблетку в длинное жёлтое ухо. Послушал немного, раздвинул губы в улыбке:
— Отличная работа, Цельс. Вы нашли в душе подонка ту самую личинку, о которой говорил мастер Бха. Теперь беритесь за дело. Пусть он прославится, пускай свершает великие дела на благо Отечества — лишь бы гордился собой всё сильнее! Гордость — вот лучшая пища для чёрной личинки.
