А жизнь шла дальше…
Увы, белых пятен в древней истории доинкской Америки более, чем достаточно. И на кинопленке древних ее культур много кадров засвечено, а немало еще не проявлено. Но есть и более или менее четкие.
Вот, в более близкие к нам времена, впрочем, начало этой культуры относится ко второй половине II тысячелетия до н. э., а расцвет приходится на восьмой — четвертые века первого тысячелетия, так что близость здесь относительная, — культура Чавин. В городе Чавин-де-Уантар, в северной части нагорья в Перу были найдены здания, вернее остатки зданий из плит, песчаника и базальта, сложенных без извести, цепь подземных каналов, вероятно, дренажных, стела с барельефом, уйма всякой керамики.
Порадовало археологов не только трехэтажное центральное сооружение, напоминающее пирамиду, метров тринадцати в высоту, с узкими темными ходами и переходами и прямоугольными залами. Они разыскали и другие строения. По всем четырем сторонам внутреннего двора — каждая в сорок восемь метров длиной — возвели их некогда местные жители. И везде — внутренние ходы, гранитные ступени, платформы, террасы, ниши.
Центральное строение было украшено горельефами, вырезанными из камня головами ягуаров, пум и каких-то фантастических существ. Внутри его стояла колонна с барельефом.
…Похоже, что именно в это время древние перуанцы приручили лам — единственное вьючное животное в Новом Свете. Ведь здесь не было ни коз, которых в Старом Свете одомашнили еще в восьмом тысячелетии до н. э., ни овец (самая древняя находка — на поселении Буз-Мордек в Палестине относится примерно к тому же времени), ни свиней (их в Старом Свете принялись разводить, начиная с седьмого тысячелетия до н. э.), ни крупного рогатого скота, ни верблюдов, ни ослов, ни лошадей. Здесь знали только собак, лам и альпаку — домашнюю разновидность гуанако, дикого млекопитающего из рода все тех же лам.
В распоряжении земледельцев в Перу, так же как и у их собратьев в Мезоамерике, была лишь палка с закаленным на огне концом и мотыга с каменным наконечником. Впрочем, люди умели проводить каналы для орошения, научились сооружать водохранилища. И они возделывали, помимо главной культуры — маиса, еще с полдюжины других съедобных растений, которые следствии едва ли не удвоили мировые продовольственные запасы.
Вооруженные только каменными инструментам, они создавали из песчаника, доломита, известняка храмы, и алтари, и пирамиды, и стены.
Человека, который первым понял значение Чавина, и тем самым открыл одну из ранних страниц в нелегкой биографии народов, населявших Анды, звали Хулио Тельо. Он был уроженцем Перу, наполовину индейцем и всю свою жизнь (умер в 1947 году) посвятил изучению ранней истории своей родины. Пятьдесят археологических экспедиций, серьезнейшим образом обогативших перуанскую археологию, шесть основанных им музеев антропологии и археологии — таков далеко не полный список его деяний.
И великолепные, расширившие наши представления о давних этапах истории Андов открытия. Среди них открытия на полуострове Паракас.
Когда Хулио Тельо и его помощники впервые прибыли на полуостров Паракас, они увидели тихую обширную бухту — райское место для племен, связавших свою судьбу с морем. Но никаких построек тут не сохранилось.
Приметы прошлого сохранила земля: захоронения. И захоронения эти принадлежали к разным эпохам.
В 1925 году Тельо начинает раскопки.
Самые древние захоронения представляли собой пробитые в скалах шахты, которые вели в погребальные камеры — круглые, глубиной в семь с половиной метров.
Пятьдесят пять закутанных в погребальные одеяния мертвецов насчитали здесь ученые. У многих покойников были приплюснутые, деформированные черепа; нашлись и черепа со следами трепанации. В ряде случаев древние хирурги заменили костные участки черепа пластинками из золота и других подходящих материалов.
Стояли в погребальных камерах и толстостенные глиняные сосуды с двумя трубками-стоками, покрытые толстым слоем краски — желтой, зеленой и черной. Стояли калебасы, сосуды из тыквы, стояли корзины. Орудия были каменными, некоторые из кости.
И было много тканых изделий: хлопчатобумажных, из шерсти лам, из волокна агавы, тонких, прозрачных, как вуаль, раскрашенных, были одежды с вышивками.
…Примерно третий век до нашей эры.
Но были на острове захоронения, относившиеся к более поздним временам, вероятно, началу нашей эры — настоящий город мертвых. Тельо так его и назвал: «Некрополь Паракаса». Четыреста двадцать девять мумий извлек он лишь на одном участке южного побережья. Мумии лежали в склепах, выложенных сырцовым кирпичом. И благодаря сухому климату и песчаной сухой почве сохранились отлично. Так же как и многие положенные в склепы ткани.
Кожа у покойников была темная, иногда черная — результат обкуривания всякими благовониями, лица выкрашены красной краской, символизировавшей жизнь. Для того чтобы это разглядеть, ученым пришлось разматывать двадцатиметровые широченные бинты из тканей, пропитанных всякого рода снадобьями. Мумия находилась в большом плетеном коробе. Покойник сидел с согнутыми в коленях ногами, нагой. Глаза, рот, и прочие отверстия человеческого тела были у него прикрыты золотыми пластинками, вероятно, для того, чтобы предотвратить козни какого-нибудь злого духа. Одежду усопшего — рубахи, накидки, сандалии клали сверху. Покойника, короб и одежду обертывали бинтами, заматывали их так, что получалась своего рода погребальная урна, напоминавшая по форме тыкву. К свертку с мумией сверху прикрепляли искусственную, разукрашенную перьями, камнями и прочими украшениями голову мумии. Пальцы рук и ног были обвязаны шнурами из хлопчатобумажной нити.
Черепа у мумий, в отличие от тех, о которых мы говорили ранее, были высокими и вытянутыми.
В дальнюю дорогу усопшего снабжали корнями маниоки и хлебными злаками. Они лежали неподалеку так, чтобы можно было дотянуться.
…Да, неплохо заботились о покойнике на полуострове Паракас его родные и друзья.
Вот неполный список предметов, найденных лишь в одной могиле в той последовательности, в какой они представлены у доктора Тельо:
двадцать два погребальных платка;
одна каменная булава;
тридцать семь пращей из волокна агавы;
два веера из перьев;
двадцать три маленькие золотые миски;
пакетики с пудрой;
браслеты из раковин;
куски дубленой кожи;
и, наконец, изготовленный из человеческих волос парик.
Разумеется, было много сосудов. Тонкой выделки, небольшие, они своей формой напоминали тропические фрукты.
Среди жителей Паракаса были хирурги, отлично умевшие пользоваться своими ножами из обсидиана. Трепанация черепа была им вполне знакомой операцией. Знали здесь хороших художников, ткачей.
Люди из Паракаса, видно, любили яркие одежды. До десяти красок насчитали ученые на одном из тюрбанов.
Может быть, и прав известный перуанский хирург Э. Аппиани, который недавно в своем докладе на состоявшейся в Париже международной конференции обосновывал то положение, что пластическая хирургия своими истоками восходит к народам, населявшим территорию Древнего Перу. И может быть, правы боливийские археологи, выдвинувшие недавно гипотезу, согласно которой трепанация черепа была скорее всего ритуальной операцией, которую делали людям с «особыми заслугами».
Свой вывод исследователи сделали на основании изучения черепов и захоронений южноамериканских индейцев доколумбовой эпохи. В том числе и тех, которые ныне хранятся в музее Тиаунако.
О Тиаунако — чуть позже. Сейчас же — еще об одной прединкской эпохе — Мочика.
Первый — восьмой века нашей эры.
…Вероятно, здесь, на северном побережье, было довольно обширное государственное образование. Строились большие каналы — на сто с лишним километров тянется такой канал от реки Чикама. Но были и маленькие каналы для орошения полей. Большое распространение получили картофель (сейчас как будто все сходятся на том, что родиной картофеля явилось высокогорное плато в Боливии, Боливийское Альтиплано) и бататы.
