– Открой, – нетерпеливо попросил Снежок, позабыв про нож, который до этого осматривал с детским восторгом.
Бродяга не стал медлить – ему, как и всем, было невтерпеж. Так же легко справившись с защелками «чемодана», откинул крышку, оценил содержимое, довольно произнес:
– Вам со мной крупно повезло: я гений и во всем прав – это действительно аварийный комплект.
Не согласиться было трудно: присутствующим доводилось видеть содержимое контейнеров, поднятых со дна расселины, – там все было устроено похоже. Перегородки, разделяющие корпус на несколько отсеков, тщательно запечатанные свертки и коробки разных размеров. И уложено содержимое очень плотно – те, кто этим занимался, не оставили ни капли свободного места.
Пошарив по содержимому, Бродяга оторвал кусочек упаковочного материала, потеребил его в руках, зачем-то понюхал, задумчиво выдал:
– Никогда не видел такого пластика.
– Дай мне! – попросил Снежок и, получив требуемое, почти сразу вынес вердикт: – Это бумага.
– Бумага не тянется, как пластик, – возразил Бродяга.
– Пахнет бумагой, и похоже на нее, и даже шелестит, как бумага. Значит, это какая-то специальная бумага.
– Сам ты бумага.
Присев, Макс достал самый увесистый сверток, развернул, по ходу дела убедившись, что упаковка и впрямь какая-то необычная, чему уже не удивился, – товарищи говорили о том же, тем более что в этом кресле все было какое-то неправильное.
В свертке оказался тонкий диск диаметром сантиметров тридцать. Одна сторона сверкала золотым зеркалом, другая была смолисто-черной, торец – бледно-серебристым, испещренным все теми же нечитаемыми символами. Бродяга, развернув обертку увесистой коробки, с видом не менее озадаченным, чем у Макса, вытаращился на содержимое: аккуратные ряды толстых коричневых макаронин. Принюхавшись, неуверенно произнес:
– Похоже на что-то съедобное… Но не хочется это есть. Макс, а что у тебя?
– Не знаю. Но вряд ли съедобное. Тяжелый какой-то – будто из свинца.
– Динка, а ты такое когда-нибудь видела?
Та отрицательно покачала головой и отошла на пару шагов назад – ее больше других раздражал трупный смрад.
– Может, это и есть радиомаяк? – попытался сумничать Снежок.
Бродяга в этот момент разглядывал содержимое очередной коробки: бублик толстой пружины, внутри которой располагалось стеклянное кольцо, с виду пустотелое. Уставившись на эту вещицу все так же озадаченно, он покачал головой:
– Нет, Снежок, это не радиомаяк.
– А что тогда?
– А хрен его знает…
– Ребята: а вам не кажется, что все это вообще не с Земли? – наконец высказал Макс то, что начали подозревать все присутствующие.
– Инопланетная? – завороженно уточнил проникшийся Снежок.
– Я в языках плохо разбираюсь, но все эти символы ни на что не похожи. Это не латиница, не вязь арабская, не иероглифы восточные. Приглядитесь: каждый состоит из черточек строго одинаковой длины. Они соединяются под разными углами, выстраиваются в фигуры, но это правило никогда не изменяется: ни на диске, ни на спинке кресла, ни на парашюте ничего другого не написано – все те же наборы одинакового размера черточек. Не знаю, как вы, а я про такую письменность никогда не слышал.
– Макс, ты прав, – признал Бродяга. – И знаете, я не удивлен. Инопланетяне? А почему бы и нет? Мы и сами своего рода инопланетяне.
– Может, это наблюдатель с черного корабля? – непонятно спросил Снежок.
– Достали меня этими детскими сказками… – вздохнул Бродяга.
– О чем речь? – не понял Макс.
– Никогда не доводилось слышать?! Ах да… ты же здесь недавно… Некоторым балаболам делать нечего, и начинают вечерами языки чесать на тему, как они сюда попали, зачем, для чего или для кого. У многих есть версия, что нас сюда забрали для эксперимента или еще для какой-то надобности и теперь наблюдают сверху. Кто-то клянется, что где-то от кого-то слышал про найденные камеры слежения на пальмах, другие якобы лично видели беспилотники со сверкающими объективами, черные летающие тарелки в безлунные ночи и прочий бред.
